День маленьких удач – мой день. 
     Моя первая удача, эстетическая, –  вот эта миловидная девочка-подросток. 
     Выдержать умоляющий взгляд ее красивых голубых глаз я не в силах и, едва заглянув в эту голубую бездну, молча снимаю гитару с плеча и устраиваюсь рядом в надежде, что долго это не продлится. 
     У девочки оказывается неожиданно приятный голос – глубокий, с выразительными низкими нотками. И свой коронный номер – препечальная песенка в духе Вертинского. Голосом она владеет на удивление неплохо, и это сглаживает слабый аккомпанемент. Рядом пристраиваются: ее подружка, девушка совсем другого плана,  крупная крашеная блондинка, и еще несколько подростков, которые смотрят на нежно поющую девочку, как щенята на мальчишку, играющего с ними,– влюблённо. Я чувствую себя в этой юной компании странно – стариком. 
     Но, в новинку, нравится. Мне хочется продлить это новое ощущение, я расслабляюсь и предлагаю девочке петь по очереди. Петь ей особенно нечего, она отважно поет каждую песенку по несколько раз. Пока это не раздражает. 
     Рядом давно сидит парень, по прикиду – абсолютный денди, и очень внимательно слушает.  Это моя вторая удача – творческая. Собственно, только верный слушатель,  даже один-единственный, делает исполнение песен осмысленным. Довольно с нас, довольно с нас. 
     В какой-то момент в кармане у денди раздается характерная мелодическая трель – сотовый телефон. И – в настроении девочки что-то неуловимо меняется. Это никак не выражается внешне, и с минуту я не понимаю, что именно произошло, но чувствую, что гитару она больше не слышит, и на меня, рассказывающего свою очередную грустную историю, никак не реагирует. 
     Скоро понимаю, в чем дело:  моя миловидная девочка, к моему сильнейшему разочарованию, клюет на сладкую звонкую телефонную трель. Может, все-таки ошибаюсь? Нет,  выдержав небольшую паузу, она просит-таки денди дать ей попользоваться дорогой игрушкой, – позвонить домой. Да, да – в сущности она еще ребенок, для которого заветная сотовая трубка – дорогая занятная манящая игрушка. И мне уже не кажется, что девочка таким вот оригинальным способом – на песенку  – ловит сотовые телефоны. Я гоню гадкую мысль прочь, как паршивого пса. 
И успокаиваюсь, возвращаясь к своему небу. 
     Я смотрю на небо: оно предгрозовое и огромное. На нем свободно помещаются хребты и целые континенты облаков. В редких разрывах виднеется густая вечерняя синева – чистые чернила. Небо становится все мрачнее, явно Собирается пойти дождь. Я решаю перебраться в подземный переход, денди-сотовый телефон перебирается со мной, а девочка обещает подойти позже. Я опять пою, а парень спокойно и на удивление тихо сидит рядом, слушает. Правда, мне уже кажется, что он просто ждет девочку. И девочка приходит. 
     Когда в пятый, кажется, раз она начинает петь свою «коронку», неизвестно откуда нарисовывается изрядно пьяный мужичок абсолютно деревенского обличья. Как потом оказалось, моя третья сегодняшняя удача – финансовая. Кудрявая забубенная головушка, пыльные, не первой свежести брюки и ботинки, выправившаяся в одном месте рубаха. Покачиваясь, он присаживается перед девочкой на корточки и начинает глядеть – глаза в глаза, с пьяным умилением, любуясь. В воздухе пахнет скандалом. И вот мужик пытается погладить ее по правой, мягко перебирающей струны руке. И я осторожно говорю ему, что не надо мешать играть. И он неожиданно злобно огрызается на меня смачным деревенским матом, при этом стадия перехода от умиления к злобе отсутствует. 
     – Ты чего грубишь? – опешиваю я. 
     – А тебя спрашивают,  …стос? – опять злобно рычит мужик, и снова демонстративно умильно смотрит на девочку. 
     Без гитары я чувствую себя беззащитным, теряюсь и умолкаю. Девочка, путаясь от страха в словах и мелодии, с грехом пополам допевает песенку, после чего я решительно забираю гитару, решив, что если и теперь злодей не успокоится – уж что-нибудь да будет. Но «злодей» неожиданно теряется: 
      – Вы вместе? –  и тут же не словами, а всем своим видом просит прощения. 
     Девочка и денди торопливо поднимаются, спеша уйти вместе, и девочка милостиво целует на прощанье растерявшегося размякшего пьяного мужичка, а тот остается и садится передо мной, как перед той девочкой, и мне это мешает петь, и я усаживаю его рядом и пою: "Расслабленной веселою походочкой /Он вышел из тумана босиком / Тянуло от него родимой водочкой / И песенку он напевал легко". На словах "есть у него давно бабёнка на селе" мужик просыпается и утвердительно кивает головой. 
     … 
     Смятая пятидесятирублевка.