Перед театром Вахтангова. 
     Ревниво и как будто зло косящиеся на меня циркачи-пародисты. Они собирают здесь на свои представления толпы и толпы, высекают из публики громовые раскаты "гы-гы-гы" и " га-га-га", а тут какой-то тощий хрен с классической гитарой на их месте сидит-поет, и � никого. А он все равно поет. 
      Пожилой человек в сером пиджаке робко выглядывает из-за колонны театра. Раздолбанная вдребезги гитара сложена в авоську, цел один гриф.  Владимир Н., арбатский бард. 
     - Аристаршенька! Я в первый раз на Арбате встречаю такого! Мы не конкуренты, мы братья по несчастью! Аристаршенька, тебе голос надо ставить! Воздух набираешь, и с силой �  в себя, в себя! 
Вот менты гитару вдребезги ?
     - А! Не надо петь после одиннадцати!
     - Не надо петь песни про ментов!
     - Пожалуй, что и так,  они тоже люди.
     - Ты думаешь? Я петь громко не могу, менты в Питере голос отбили, когда я против Горбачева митинги собирал.
     - Не жалеешь теперь, что собирал?
     - Нет! Лучше горькая правда, чем сладкая ложь! 
     - Ты думаешь?
     - Дай спою!
     - Держи. Ты бы сел ?
     - Спасибо, как-то не привык петь сидя. 
     Следует сильная песня. Арбатская старушка-художница с любопытством подходит ближе:  смотрит, слушает, с улыбкой уходит обратно к своим палитрам. Задерживается какой-то старик; постояв, оставляет на чехле несколько монет. Передаю их Владимиру � не берет. Настаиваю, и все-таки отдаю. 
     Мысль: наверное, он прав,  петь сидя действительно не стоит, возможно, в этом есть какое-то неуважение к слушателю.
     С великим сомнением гляжу на гриф в авоське:
     - По-моему, эту гитару склеить невозможно.
     - Что ты! Склею!
      Вспоминаю про старую плохонькую, но целую гитару, давно забытую на даче. Почему бы и нет? Предлагаю привезти. Радость и недоверие в глазах. Договариваемся на среду.