1997 год
Р Е Ц Е Н З И Я
на литературное произведение В.А.
Розанова
"Истории о Льве Николаевиче"
Преамбула.
Каждый пишет, как он дышит.
В непринужденной
обстановке мною был получен заказ о производстве рецензии на “Истории о
Льве Николаевиче, вечном русском, выдуманные очевидцем и участником Владимиром
Алексеевичем.”
Сразу условимся называть
автора в его манере В. А.,
а данные “Истории...” — записками.
По старой дружбе В.А. был
подвергнут уничтожительной критике. Перечитав рецензию, ее
автор обнаружил в себе столько определенного секрета, что смело назвал
бы свои записки желчегонными.
Судьба не раз кидала В.А.
от Хабаровска до Находки, из байдарки в автомобиль, из авиации в подвал.
И вот он разразился “Историями...”. В.А., как уходящий под
воду пароход, затягивает в воронку своего погружения зазевавшихся собутыльников
и простых прохожих. А старый друг отличается от нового тем, что всегда
поможет тонуть дальше.
Записки вызывают двойственное
впечатление. Так как же отразилось наше неспокойное время в зеркале данного
произведения? И что мы увидим в благоухающих глубинах внутреннего мира
В.А.?
С одной стороны...
Новая ипостась не так удалась.
Человек слаб. И любит, когда ему поют оды
и курят фимиамы.
Ну, получи... , как говорил матрос Терентий
с “Потемкина” из "Золота на ветру".
Жанр произведения наиболее близок к философскому
писсуару. Этакий эклектический дивертисмент. Форма нонконформистская с
предусмотрительным оставлением места для совершенно непотребных рисунков
(что видно из контекста). Язык с легким налетом старомодности, зато всюду
следы компиляции.
Записки практически не поддаются цитированию.
К слову, вспоминается история заводского пожарника, который, получив задание
добыть где-нибудь огнетушитель, после часовых метаний по территории в сердцах
вскричал: невозможно спереть то, что уже один раз сперли! |
|
Вызывает недоумение аморфная аполитичность В.А.
Не спасает положения даже часто встречаемое слово “патриот”. В.А. готов
предательски вручить знамя нашей борьбы какой-то “партии любителей пива”.
Одним пивом ссыт... не будешь!
В целом произведение наполнено диффамациями
и явно рассчитано на эпатаж честной публики.
Как и любой пишущий, по Фрейду, В.А — лицо,
склонное к эксгибиционизму.
Сдается, что очень страдает человек без бани.
Там девки, скидающие с себя платья. Видно нету в Митино, куда опрометчиво
переселился В.А., бани, и не скоро построят. Это тебе не крематорий!
Напрашивается вывод, что В.А. — тайный, а может, и явный эротоман.
Призыв “Мужики — соединяйтесь”, вынесенный в заголовок, можно рассматривать
как извращенную форму харассмента (сексуальных приставаний), что
является неприкрытой апологетикой взглядов известного меньшинства.
Вывод: у В.А. нездоровая тяга к «голубым». Практически не затронут
еврейский вопрос. Не знающий В.А. может даже подумать, что
тот не еврей.
Эпизоды не хватают ни за одно
из шести человеческих чувств, и при чтении ненасекомые мурашки не побегут
от удовольствия по членам...
Все вышеперечисленное навевает
печальный финал из Л. Н. Толстого : все засмеялись, а Ваня зарыдал!
С другой стороны...
Обидеть художника может каждый.
Жанр записок не слишком избитый –
легкие побасенки.
Форма лаконична, как кусок рафинада.
Язык не лишен элементов современности, реклама
и телевидение и здесь оставили отпечаток своих загребущих лап.
Лирического героя нет, точнее он невидим,
как траектория пули.
Все произведение доходит не сразу, оно, как
и любимое В.А. пиво, должно отстояться.
Из записок узнаешь для себя много нового и
интересного, например, что:
-
дом-музей Чайковского – в Клину;
-
пиво можно закусывать мацой;
-
Киплинг зачем-то ездил в Индию, Горький – на о. Капри, а Чехов
– на о. Сахалин;
-
Лев Толстой любил пиво и Парашу в бане.
Автор записок очень любит детей, пряча их под маской
некоего Л.Н. Срывая эту маску, замечу, что у самого В.А. – три лапочки-дочки,
не считая рожденных вне брака и нечаянно.
Очень озабочен В.А. упадком русской культуры,
вставляя слова об этом в уста своих героев где надо и не надо.
Несомненно, что В.А. — натура, алчущая исканий
и борений, а записки вызывают кучу ассоциаций.
Легко угадывается мечта В.А. напиться
баночного, бутылочного и бочкового пива и забросить молот, серп, косу и
орало далеко-далеко, чтоб глаза не видали.
А вообще-то В.А. — явный пацифик, да еще и
гринпис. И мы вместе с В.А. не чужды мечтаний прогуляться, слегка под шафе,
по тенистым аллеям собственной усадьбы. А пафос пацифизма достигает верхней
точки в истории с дуэлью Пушкина, где классик степенно удаляется, выпив
12 кружек пива.
Несмотря на почтенный возраст, В.А. сохранил
в себе детскость восприятия и неукротимое желание поделиться со всеми даже
тем, чего у него нет.
Общий вывод: из-под личины лирического
героя выглядывает бородатая физиономия лукавой бестии и ехидно над нами
посмеивается.
P.S. Представляется,
однако, сомнительным пиво в качестве панацеи, подобно клистиру у Швейка
как лекарству от всех болезней.
С любовью и большим приветом,
Пальвелев В. В.
Апрель, 1997 год.
|