Статьи

Дискография

Песни

Тексты

Фотографии

Справочные материалы

Галич Александр Аркадьевич

Двадцать лет назад, 15 декабря 1977 года, не стало Александра Галича. 
Дочь поэта Алена Галич рассказывает об отце

 Алена Александровна, вам удалось восстановить хронологию последнего дня жизни вашего отца?
-- Да, удалось. Но только после того, как я смогла выехать в Париж, спустя 13 лет после его гибели, в 1991 году.
-- А почему так долго вас не выпускали?
-- Не было оснований для поездки -- официально звучит так. Потому что только в 1990 году я получила справку о папиной смерти.
-- И вы провели в Париже свое расследование?
-- Да. Папа записал последнюю передачу и вышел со «Свободы» вместе с Андреем Донатовичем Синявским, зашли в магазин выбрать антенну к его «Грюндику», чтобы слушать короткие волны. После того как купили антенну, папа пришел домой, принял ванну... Это было где-то около 16.00. А Ангелина Николаевна, жена, в это время выходила за сигаретами. Последние его слова ей: «Придешь, услышишь необыкновенную музыку». Она пришла и увидела папу лежащим на полу с обугленной полосой на руке и зажатой в кулаке антенной.
-- Несчастный случай. Вы с этим не согласны?
-- Официально -- да, он неправильно подключил в сеть антенну, и от удара тока не выдержало сердце. Версии были разные -- кто-то считал, его «убрало» КГБ, кто-то -- ЦРУ. Я не свидетель, только констатирую то, что удалось выяснить. Он умер от удара электрического тока. Казалось, что все так и есть. Проводилось расследование, но его скоро закрыли с согласия Ангелины Николаевны. Если бы она не согласилась с версией о несчастном случае, то, как я предполагаю, она лишилась бы поддержки со стороны «Свободы». А так получалось -- смерть от несчастного случая на рабочем месте.
-- Алена Александровна, а вы помните, каким был для вас день смерти вашего отца, что вы в это время делали?
-- Странное стечение обстоятельств. Тогда я работала в театре во Владикавказе. И около 16.00 мне стало ни с того ни с сего плохо с сердцем, вызвали «скорую», меня увезли в больницу. Через два дня из ординаторской я позвонила бабушке в Москву и узнала, что папы не стало. Видимо, есть какая-то связь между родными людьми...
-- Ангелина Николаевна пережила вашего отца лет на десять?
-- Девять. Она погибла через девять лет при очень странных обстоятельствах. Якобы не затушила сигарету, которая упала на одеяло, одеяло тлело, и от удушья она погибла. Меня это навело на мысль, что это очень удобно устроенная смерть -- ничего не сгорело, а просто все ценности из дома вынесли.
-- Что представляло ценность в этом доме?
-- Только одно -- папин архив. Он исчез.
-- Сколько лет ваши родители прожили вместе?
-- Три с половиной года. И еще два года пытались разобраться в своих отношениях. В общем, пять лет. Потом мама уехала в Иркутск. Когда она приехала и узнала о существовании Ангелины, то первой заговорила о разводе. Папа ей сказал: «Всякое бывает, но ради Алены мы должны остаться вместе». Мама не согласилась.
-- Она действительно не могла с этим смириться?
-- Просто у мамы и у Ангелины очень разные характеры. Мама всегда говорила, что она актриса, ей хочется играть. А папой надо было заниматься. Ангелина, окончив сценарный факультет ВГИКа, все забросила ради отца и занималась только его делами. Папа -- совершенно творческий человек -- не умел договариваться, выбивать, куда-то ходить... Но самое удивительное, что и мама и папа нашли двух людей, которые их поддерживали и тащили чисто в житейском плане.
-- По свидетельству очевидцев, Александр Аркадьевич был человек весьма увлекающийся.
-- Точно. В романе с женщиной для него был важен не результат, а процесс. 
Он пользовался у женщин огромнейшим успехом. Он умел себя держать, умел разговаривать. Был такой смешной случай -- мы пришли в комиссионку покупать мне пальто, и папа просит меня отойти в сторону, чтобы он мог разговаривать с продавщицей «нежно-половым» голосом. И продавщицы таяли и вынимали замечательные вещи из-под прилавка. И тогда папа подзывал меня.
...После того как родители разошлись, я попеременно жила то у мамы с отчимом, то у папы с Ангелиной. Бабушка, папина мама, очень переживала, что я живу то там, то здесь, она меня все время спрашивала: «У тебя с Юрой (народным артистом России Юрием Ивановичем Авериным, маминым мужем) хорошие отношения?» Я говорила: «Хорошие». -- «А с Ангелиной Николавной -- хорошие?» -- «Бабушка, все хорошие, но почему же им не поменяться?..» Вот этого я не понимала: «поменяться» им уже невозможно.
Всем было ясно, что я буду поступать в ГИТИС, и поэтому на точные науки внимания вообще не обращала. Я прогуливала уроки с папой. Мы созванивались, разумеется, но ни я маме, ни он Ангелине ничего не говорили, встречались в условленном месте и шли гулять по бульварам или в кино. Месяца через два это выяснилось, маму вызвали в школу. Не выдержав маминого сурового режима, я прямиком из школы приехала к отцу и сказала, что туда больше не поеду, буду жить здесь. Он сказал: «Оставайся». И тогда отец впервые спустя восемь лет позвонил маме и совершенно спокойным голосом сказал: «Валя, Алена у меня, не волнуйся».
-- И что на это ответила ваша мама?
-- «Замечательно, я уезжаю на гастроли».
-- А какие люди были интересны Александру Аркадьевичу, кого он привечал?
-- Разные. Однажды папа привел в дом какого-то человека, был, наверное, год 1964-й, папа исполнял свои песни. И этот человек все время спрашивал: «Александр Аркадьевич, ну не может быть, чтобы вы не сидели в лагере?» И этот вопрос шел рефреном через каждую папину песню. Папа извиняющимся тоном говорил: «Нет, я не сидел». А потом не выдержал: «Вы знаете, вообще-то мы все сидели». -- «Как?! В каком лагере?» -- «Москва». Обстоятельства папиного отъезда мне удалось выяснить лишь два года назад. Он выезжал не через ОВИР, его вызвали в КГБ и предложили в десять дней уехать из страны, сказали, что либо он уезжает за рубеж, либо остается в СССР, но едет на север. Недавно один наш знакомый с Би-би-си сказал мне: более несчастного человека, чем папа, он никогда среди эмигрантов не видел. Работая на «Свободе», папа как-то сказал: «К чертовой матери, лучше уехать назад, пускай даже в Сибирь!» На «Свободе» отцу приходилось не так-то просто, там тоже было давление, которого он не выдерживал.
Это непонятно, ведь у него там было все -- признание, пластинки, книги, концерты, у него было даже две работы -- радио «Свобода» и еще он редактировал в английской энциклопедии раздел русской поэзии. Он был достаточно обеспеченным человеком, у него была прекрасная квартира, которую ему «Свобода» снимала. Но у него постоянно было ощущение не своей жизни.
-- Жизнь запоминается фрагментами, что вам запомнилось из детства?
-- Лежу, болею на Бронной. Приходит папа, приносит мне какие-то книжки, гостинцы и потрясающую английскую голубую пижаму с атласным воротничком. Замечательную. Но куплена она была в комиссионке. Бабушка очень возмутилась, она считала, что в комиссионке нельзя покупать вещи. Кстати, я эту пижаму храню до сих пор. Вообще он любил ходить по магазинам и многие вещи покупал именно в комиссионках.
«-- Я слышала, что он зарабатывал, переписывая неудачные сценарии?
-- Как он сам это называл -- работал «за негра». Да, ему приносили бездарные сценарии, папа их переделывал, получал за это какие-то деньги.
-- Изменилось ли его отношение к людям?
-- Нет. Но он понимал, что люди боятся приходить к нему в дом, и, видя, что человек боится, старался как-то сгладить неловкость. Меня по молодости его всепрощенческое отношение к людям очень сердило, я этого не понимала. А папа всегда искал оправдания для всех.

Нам былое прекрасное блещется,
И такие дали плывут...
Веком беженцев, веком беженцев
Наш двадцатый век назовут.
Рождество, Рождество, Рождество!
Вот куда привело торжество
Нас -- из Чили, Сайгона и Бежицы...
Как справляется там Рождество?
Впрочем, что нам искать тождество?
Мы тождественны в главном -- мы беженцы.
Мы бежали от подлых свобод,
И назад нам дороги заказаны.
Мы бежали от пошлых забот
Быть такими, как кем-то приказано.
Норвегия, 1974

* * *
Подевались куда-то сны,
Лишь вплывает в ночную лень 
Тень от той золотой сосны,
Что припас я про черный день!
1974

* * *
Как могу я не верить в дурные пророчества:
Не ушел от кнута, хоть и сбросил поводья.
И средь белого дня немота одиночества
Обступила меня, как вода в половодье.
И средь белого дня вдруг затеялись сумерки,
Пыльный ветер ворвался в разбитые окна,
И закатное небо -- то в охре, то в сурике,
Ни луны и ни звезд -- только сурик и охра.
Ах, забыть бы и вправду дурные пророчества,
Истребить бы в себе восхищенье холопье
Перед хитрой наукой чиновного зодчества:
Написал, подписал -- и готово надгробье!
1974

Падение Парижа
Ги де Мопассану

-- Скажите, вам бывает страшно?
-- Ты ищешь страх? -- открой роман,
Читай: «От Эйфелевой башни
Бежит в испуге Мопассан...»
Она -- проклятие Парижу,
Она -- улыбка сатаны,
Париж -- фиглярствующий рыжий,
Сосуд греха, дитя вины.
И к полю Марсову в восторге
Спешат кареты парижан.
Скорей откройте двери моргов!
Париж на лезвии ножа!
Он славит Эйфеля как Бога --
Спасайтесь от его чудес,
От смертоносного и злого
Нагромождения желез!
Но знаю -- смертный день грядет:
Когда на согрешивший город
Всем телом башня упадет.
-- Вам страшно?
-- Нет, ничуть не страшно!
-- Ваш смех исчезнет навсегда,
Когда осколки этой башни
Вонзятся в ваши города.
Исчезнет Франция, как правда...
Нет, вы не спятили с ума,
Но вас никто не понимал.
-- Скажите, вам бывает страшно?
-- Ты ищешь страх? -- открой роман,
Читай: «От Эйфелевой башни
Бежит, спасаясь, Мопассан...»
1976

Благодарение
У американцев есть замечательный праздник, называется он День Благодарения. 
Вообще мне кажется, что чувство благодарности -- это одно из самых прекрасных чувств человеческой души.

Облетают листья в ноябре.
Треснет ветка, оборвется жила.
Но твержу, как прежде, на заре:
«Лунный луч -- как соль на топоре...»
Эк меня навек приворожило!
Что земля сурова и проста,
Что теплы кровавые рогожки,
И о тайне чайного листа,
И о правде свежего холста --
Я, быть может, догадался тоже.
Но когда проснешься на заре,
Вспомнится, и сразу нет покоя:
«Лунный луч -- как соль на топоре...»
Это ж надо, Господи, такое!
2 мая 1976 года
 

Тебе

Вьюга листья на крыльцо намела...
I
Словно слезы, по стеклу этот дождь.
Словно птица, ветка бьется в окно.
Я войду к тебе, непрошенный гость,
Как когда-то -- это было давно.
II
Закружатся на часах стрелки вспять,
Остановится все время навек.
«Ты не спишь еще, -- спрошу я опять, --
Мой единственный родной человек?»
III
Пусть не кажется тебе это сном, 
И в стекло не ветка бьется, а я.
Осторожно оглядись -- за окном 
Ты увидишь, как бредет тень моя.
1977

* * *
Там, в заоблачной стране,
Мир и тишина,
Там -- часами на стене -- 
На небе луна.
Проплывет прозрачный звон,
Прогудят басы:
Знай, что это первый сон
Пробили часы.
Побледнеет небосклон,
Побледнеет небосклон,
Побледнеет небосклон,
Разойдется мгла...
Первый сон, последний сон...
Вот и ночь прошла!
Жизнь без горя, без удач,
Счастье -- на гроши,
Если вдруг раздастся плач --
Плачут малыши...
Мир чудес и мир тревог
Где-то там, внизу.
Ну а нам поможет Бог
Переждать грозу.
Вот звенит прощальный звон,
Вот звенит прощальный звон,
Вот звенит прощальный звон,
Бьют колокола...
Первый сон, последний сон...
Так и жизнь прошла!
1977