То ли белая ночь так влияет на орган любовный,
То ли невской воды шелест нежный и немногословный,
То ли шпиль Петропавлов, могучим столпом,
Попирающий небо на зависть мужчинам,
То ли что-то еще...Но по тем или этим причинам
Ты не можешь на ложе уснуть одиноком своем.
И выходишь к Неве, и, ладони сомкнув за спиною,
По гранитам шагаешь, чтоб справиться с ношей ночною,
Видя женщин, скользящих навстречу, сопишь тяжело,
И глаза закрываешь, и пальцы сжимаешь до дрожи,
И считаешь до сотни, и чувствуешь кожей
Их дыханье, и шелест одежд, и подмышек тепло.
Даже там, на другом берегу, за мостом разведенным,
Вопреки всем законам, ты слухом своим воспаленным
Различаешь их шепот и смех. Да и что им закон!
Бедный, бедный, заброшенный в город чужой, сумасшедший Евгений,
Ты не знаешь, что бури либидо страшнее любых наводнений.
Что тебе Медный всадник? Ты сам словно вздыбленный конь.
Будь он проклят, воспетый поэтом божественный Питер!
Ты снимаешь кроссовки и потом пропитанный свитер
И спешишь к парапету, дрожа, как струна.
И сигаешь солдатиком вниз, но, подобно библейскому духу,
Черт возьми, ты по водам бурлящим идешь, как посуху,
И духами французскими невская дразнит волна.