Небо - ах, ну до чего же чистое,
И река сверкает вдалеке.
Мы шагаем на собачью выставку -
Рекс, а сзади я на поводке.
Он лохматый, серо-буро-бежевый,
В синем я вельвете до бровей.
У него порода не прослежена,
Я же благороднейших кровей.

Все кругом красивые и трезвые,
Пиджаки заглажены в бортах,
А людей здесь, как собак нерезаных,
А собак вообще не сосчитать.
Сенбернары - морды безразмерные -
Из медалей целый воротник.
Этакая тяжесть непомерная,
Хоть бы планки сделали для них.

Колли выступают рядом с Колями,
Восхищая плавностью манер.
Что-то там обдумывает шкодное
Ангельского вида фокстерьер.
У стола хозяев штук пятнадцать
И собак солидная толпа:
Доберман, ротвеллер, ризеншнауцер -
Будто на Архипова попал.

Надо попытаться, вдруг что выгорит,
Вдруг мой Рекс возьмёт вон тот барьер,
Или у него случайно выигрышный
Экстерьер, а может, интерьер.
Тут к столу сердито подзывает нас 
Деловитый завитой шатен:
"Ваша как порода называется?" -
"Этот самый... - говорю, - Гольфштейн".

У него глаза от злости белые -
Сразу видно, что антисемит.
"Я тебе такого штейна сделаю!
Брысь отсюда оба!" - говорит.
И пошли мы с горя в забегаловку,
Взяли "Жигулёвского" с треской.
Видно, даже в эту вот "брехаловку"
Без мохнатой лапы - ни ногой.

Мы домой вернёмся тихой Преснею,
Ласковый мой нежный пьяный зверь,
Тявкнем пару раз на клетке лестничной,
И хозяйка нам откроет дверь.
Угостит тебя котлетой жареной
И погладит нежно, а меня
Спросит, сдвинув брови угрожающе:
"А где ж тебя носило, кобеля?"

1987