Она была во всем права - 
И даже в том, что сделала. 
А он сидел, дышал едва, 
И были губы белые. 
И были черные глаза, 
И были руки синие. 
И были черные глаза 
Пустынными пустынями.
Пустынный двор жестоких лет, 
Пустырь, фонарь и улица. 
И переулок, как скелет, 
И дом подъездом жмурится. 
И музыка ее шагов 
Схлестнулась с подворотнею, 
И музыка ее шагов - 
Таблеткой приворотною.

И стала пятаком луна, 
Подруга полумесяца, 
Когда потом ушла она, 
А он решил повеситься. 
И шантажом гремела ночь, 
Улыбочкой приправленным. 
И шантажом гремела ночь, 
И пустырем отравленным. 
  И лестью падала трава, 
И местью встала выросшей. 
И ото всех его бравад 
Остался лишь пупырышек. 
Сезон прошел, прошел другой - 
И снова снег на паперти. 
Сезон прошел, прошел другой - 
Звенит бубенчик капелькой.
И заоконная метель, 
И лампа - желтой дынею. 
А он все пел, все пел, все пел, 
Наказанный гордынею. 
Наказан скупостью своей, 
Устал себя оправдывать. 
Наказан скупостью своей 
И страхом перед правдою.

Устал считать улыбку злом, 
А доброту-смущением. 
Устал считать себя козлом 
Любого отпущения. 
Двенадцать падает. 
Пора! Дорога в темень шастает.
Двенадцать падает.Пора! 
Забудь меня, глазастого!