Мы ехали куда-то, и поезд наш свистел,
В вагоне первом слава пировала.
Мне было всё равно, и я в хвосте сидел,
И песенка нехитрая летала.

    В переднем духота, и драка за места,
    Там славу любят, значит, не святые.
    Седые мужики облапали сперва,
    А вон уж наседают молодые.

В вагоне хвостовом гуляет сквознячок,
Про женщину пою, что, мол, немею,
Грустит невдалеке какой-то морячок,
И я его утешить не умею.

    А в первом дым и чад, там слова не скажи,
    Нет времени, небось, на чашку чая.
    В переднем жизнь - борьба, а в нашем - жизнь как жизнь,
    Как жалко, если кто не замечает.

В стараньях и грехах вагонное житьё,
И заоконный лес как будто вечен.
Под гулкое и нудное колёсное нытьё
Наш поезд прибыл к станции конечной.

    Минуту постоял и дёрнулся назад,
    Пейзаж поплыл в обратном хороводе,
    И мы теперь не хвост, мы новый авангард,
    И слава к нам из тамбура выходит.

Конечно, мы горды, мол, слава нас нашла,
Хоть мы за ней не шастали, не крались.
Но что это: за ней опять валит толпа
Всё тех же обожателей регалий.

    - Нашли ведь, где тут петь, дышать-то невтерпёж!
    Кто локтем поддаёт, а кто коленом.
    Рванулся, что есть сил - то уж, а то и ёж,
    Едва живой, но вырвался из плена.

Добрёл не торопясь. Луна, как пятачок,
Глядит в окно последнего вагона,
Другая тишина и новый морячок,
И виден путь, пробитый эшелоном.

    Помятую свою гитару достаю,
    И вновь моя мелодия летает.
    Качается вагон, проносится перрон,
    Обида растворяется и тает.