По утренней земле
несутся поезда, как гончие.
Разлука не дыра,
ее не залатать заплатами.
Дежурный засвистел,
вагончик застучал - и кончено.
И мы с тобой, Филипп,
два крепких мужика, заплакали.

Заплакали без слов -
на громкие слова не падки мы.
Заплакали без слез -
никто еще тех слез не видывал.
Но тонкая игла
под левую вошла лопатку мне,
и горло обожгло -
да так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть!

Я знаю - эти дни
в семейные войдут предания,
в которых места нет
ни чувствам, ни словам ворованным.
Ньюкастл - городок,
каких не перечесть в Британии,
но для меня теперь
такого на Земле второго нет.

Я думал в нем и жил
расхристанно и расторможенно,
и в пабе музыкант
то Брубека играл, то Баха нам,
и музыка лилась,
досмотров не боясь таможенных,
и занавес висел,
и не железный был, а бархатный.

Прощальная тоска -
хоть бейся головой да об стену!
Ведь я-то понимал:
каким бы этот век ни выдался,
что мы сейчас, Филипп,
как на похоронах на собственных,
что вряд ли мы с тобой
когда-нибудь еще увидимся.

В последний этот миг
тебе я улыбнусь раскованно,
тебя я обниму,
и, будто бы стыдясь увечности,
за поручни берясь,
тебе я прокричу: "До скорого!",
а тронемся когда,
тебе я прошепчу: "До вечности..."

май 1984