Храним Ее Величества златой короной,
вдыхая полной грудью мая благодать,
иду по Пикадилли, как по Малой Бронной,
и до Арбата, кажется, рукой подать.

Ораторы в Гайд-парке говорят так жарко,
ругают миссис Тэтчер - кроют госпожу.
Подумаешь! Схожу в один из наших парков
и тоже что угодно про нее скажу.

Ах, как же этот мир прекрасен и обманчив,
ах, как он неподвластен кисти и перу!
Вот шествует на девочку похожий мальчик,
а может быть, наоборот - не разберу.

Здесь что бы ты ни делал - значит, есть резоны,
здесь могут, как везде, терять и находить,
здесь люди почему-то ходят по газонам,
и нет таблички "по газонам не ходить".

Здесь все идут не в такт, и я иду не в ногу,
иду себе и все пытаюсь угадать:
зачем же мы друг друга так ругаем много,
когда так много можем мы друг другу дать.

Я мыслей этих пакостных гоню отраву -
не для того, дружок, ты прилетел сюда!
Не твоего ума все это дело, право.
Не моего - да вот вопрос: чьего ж тогда?

А ну их в Бога, в душу, в мать вопросы эти -
в материях подобных я ни в зуб ногой,
а тот вопрос, что в третьем я задал куплете, -
пусть на него ответит кто-нибудь другой.

Пока...
Храним Ее Величества златой короной,
вдыхая полной грудью мая благодать,
иду по Пикадилли, как по Малой Бронной,
и до Арбата, кажется, рукой подать.

май 1984, Лондон