За чертою оседлости горькой,
Посреди белорусских болот,
В том местечке на лысом пригорке,
Где когда-то ютился мой род,
Где нужду и лишенья терпели, -
Хуже не было их на Руси,
Иерархии жесткой ступени
Разделяли отверженных сих.

И на дне этой черни и пыли,
На последнем ее рубеже,
Музыканты и нищие были -
Дальше нету ступени уже.
Не ищу себе предка дороже,
А хочу, чтобы в прошлых веках
Затесался в родню мою тоже
Оборванец со скрипкой в руках.

Я их вижу, худых и носатых,
Размышляющих о медяках,
В долгополых кафтанах, в заплатах,
На высоких смешных каблуках,
В тех шинках моего воеводства,
Где играли они до зари,
И смотрели на них с превосходством
Водовозы и золотари.

Помню с детства отцовскую фразу:
"Кем угодно - но не скрипачом!"
Как мне жаль, что я в жизни ни разу
Никогда не играл ни на чем!
Стану я одиноким и старым,
И судьба приплетется за мной,
Как Бетховен, в четыре удара
Постучавши у двери входной.

В этот час, когда дверь моя скрипнет,
Я хочу умереть налегке,
Ощущая потертую скрипку
В потерявшей подвижность руке.