МОИ РАКЕТЫ


Что, что, что, что еще такое там белеет - Боже мой,           D A7
фрегат испанский, трехмачтовый, все по тексту, вот те на!     D
Однако жаль, судовладелец, ибо если ты за мной,               A7
То на взаимность не рассчитывай, прошли те времена.           D D7
Давай друг друга по плечам не бить и вздора не молоть,        Gm
хоть салютуй из всех орудий, хоть лавируй, хоть табань,       Dm
хоть в адмиралы запиши меня вне очереди, хоть                 A7
озолоти - не сяду я в твою лохань.                            B7 A7 D

             Конец прыжкам, выпит пунш, гимны спеты.          A7
             Но тем верней в потайных кладовых                D7
             блестят, уставив в облака                        Cm D7
             свои зеркальные бока,                            Gm Bm
             и разрешают мне дышать от сих до сих             F A7 D
             мои ракеты.                                      F#7 Hm
             Замена счастию, как выразился классик,           G A7 D
             лишь мощь и власть их,                           F#7 Hm
             теперь оплот последних чаяний моих.              G A7 D

Кто, кто, кто, кто еще такой с грузовика поверх голов
Почти поет, поворотясь к потенциальным бунтарям,
Что надо действовать, тырьям-тырьям, как он, среди орлов,
А не бездействовать, как я, сродни ужам, тырьям-тырьям,
Шурум-бурум, душеспаситель, разглагольствуй, завывай,
Стань пролетарием всех стран и корифеем всех наук,
Ужей брани, орлов приветствуй, но меж тем не забывай:
Где есть ужи, там нет гадюк.

        И даже твой силуэт на монетах
        Не означает, что ты - божество.
        В том важный может быть момент
        Для собирателя монет,
        Но поглядел бы он, как много есть всего
        В моих ракетах!
        Какой сезам для развитого нумизмата,
        Сребро и злато,
        Виват и браво! Если ж в рифму, то - бравО!

Чем, чем, чем, чем еще таким увлечь пытается меня
Земля, где каждый век шумит о новой правде для детей,
Какая будто бы объемлет план судеб и злобу дня,
И поражает новизной, и всех румяней и белей,
И каждый раз под этот гвалт я пробуждаюсь ото сна,
И выхожу в открытый космос, и вплотную, без помех,
На правду новую смотрю - и убеждаюсь, что она
Стара, как смерть, страшна, как смертный грех.

        И словно шпильман к своим флажолетам,
        Или к Монбланам своим скалолаз,
        Или Панург и иже с ним
        К баранам нашим и чужим,
        Я неизменно возвращаюсь каждый раз
        К моим ракетам.
        В кривое зеркало, где вещь двоится, мнется,
        Дробится, рвется,
        И лишь затем уничтожается как класс.

1994