Ой, не троньте, отойдите, я болею,
Я страдаю, я не знаю, я ищу.
Ой, желаю прокричать, но не умею,
А умею промолчать, но не хочу.
Ой, другому, чай, попроще да полегше:
Угадал, зарифмовал и все дела.
Мне ж подайте, что пожестче да похлеще,
Да, вдобавок, чтоб концепция была.

Я и так уже и сяк, а все не ладно,
Уж и рифму поразвесистей кладу.
И выходит вроде складно и нарядно,
А в концепцию никак не попаду.
А приятель мой, ученый и влиятельный,
Твердит, что это дурь всему виной,
Что к концепции, ну, кроме апперценции,
И рифмы даже нету ни одной.

А родитель мой с ухваткою ораторской
Внушает: "Мол, не будь умней отцов.
Мол, куда ж тебе с повадкою саратовской.
Подумаешь, сыскался философ!"
А учитель мой, очкастый и лобастый,
Справедливо завершает общий суд:
"Мол, ты пиши себе и без толку не шастай,
А концепцию, чай, после подобьют".

Вот и думай, что тут делать, кто поможет,
То ли рифму небывалую искать,
То ли просто продолжать, как Бог положит,
То ли к тетке в глушь, в Саратов - отдыхать.
Что ж давайте, если только вам не хлопотно:
Катайте, разъясняйте что к чему.
Я ж неграмотный, я дикий, я ж неопытный,
Валяйте, все безропотно приму.

Я не знаю ни немецких, ни турецких,
Ни каких еще других мудреных слов,
Я не плавал на судах рыболовецких
У советских Соловецких островов.
Вы Олимпа моего не различите,
На который я взбираюсь со всех ног...
Но приятель мой, родитель и учитель
У подножия сплетают мне венок.

1986