Сию же минуту проверить веками

Бесславного гневит прославленный коллега.
Как будто слава - хлеб отобранный, телега,
Везущая не всех. А слава - степь без края,
Где каждый волен взять свою пригоршню снега.

Чтоб не забыли мы, какой поэт забыт,
И вспомнили опять, кто нынче знаменит.
Пусть критик, подтвердив безвестность безызвестных,
Нас об известности известных известит.

Как? Слава кончилась? Где? Чья? Какая жалость!
На это зрелище опять толпа сбежалась,
И если рассудить по ярости забвенья,
Легко предположить, что слава продолжалась.

О! Слава автора действительно хитра,
Когда поют ее десятка с полтора
Пристрастных циников! Но то ж - не столько слава,
Сколь пар без лошади и дужка без ведра.

Друг! Радуясь за тех, чья слава миновала,
Как сам ты избежал столь грустного провала?
Прикрывшись и зардясь, мне критик отвечает:
Забвенью не бывать, где славы не бывало.

И в час, как будем мы действительно забыты,
О, критик, мы придем у вас искать защиты
От страшных летских вод. Забвенье - мать прощенья,
А вы, вы будете всегда на нас сердиты.