В облаках безнадёжно застряла луна,
Хоть тяни её хором, как репку.
Тут, сказал бы поэт, ночь бессонно черна,
Словно кофе, заваренный крепко.
Позади Лиссабон, Копенгаген, Пирей, Лас-Пальмас,
Впереди лишь Антверпен.
С голодухи, наверно, объелся, ей-ей,
Географии этой, поверьте!

	И взирая на аверсы древних монет,
	Вижу стёртые лики туристов.
	Я гляжу, а внутри удивления нет,
	Словно видел все это раз триста.
	Ну конечно, извечная эта нужда,
	Ну конечно, стоклятые деньги...
	Лет на двадцать пораньше забраться сюда -
	Не захлопнул я рта целый день бы.

Строит планы на год разговорчивый финн,
Увлеченный культурою инков.
У меня ж посреди легендарных Афин
Тюль цветная да кофта с резинкой.
Ну конечно, хандра рассосётся, а там
Дети вырастут, я постарею.
И поведаю сам трём разинутым ртам,
Как причудливы бухты Пирея.

	Я конечно слегка, по-моряцки привру,
	Осуждён педагогикой в чём-то,
	Но ни слова о том, как вчера поутру
	Торговался в маклацких лавчонках.
	Чтобы море в приливах, подвластных луне,
	Ублажая иссохшую сушу,
	Незаметно подкралось к ребятам во сне
	И омыло романтикой души.

1988