От автора.
Потом все эти песни, "Льва Николаевича", "Гамлет",
"Отелло", и целый ряд других, я пел, в основном, по писательским квартирам,
в Москве, в Переделкино, потому что уже было постановление о журналах "Звезда"
и "Ленинград", уже били Ахматову, били Пастернака, и... наши, так сказать,
тщеславные какие-то, э-э... мечты о том, что может быть нам удастся когда-нибудь
опубликовать или хотя бы где-то исполнить эти песни, они совершенно, так
сказать, казались нереальными. Мы поняли, что это нереально. Что кроме
официальной песни ничего на эстраду тогда не проникало. И вот как ни странно,
вот такие разные люди, как Светлов, Олеша, Алексей Фатьянов, известный
наш поэт-песенник, так... совершенно разные люди: допустим, Фатьянов и
Олеша, это антиподы, понимаете, и тем не менее они эти песни очень ценили
и любили. Алексей Фатьянов... выпьет бывало... нет, он не поёт, он меня
просил петь. И говорит потом: "Слушай, Лёш, вот я написал "Соловьи", Сталин
плакал... Сталин плакал! А ты... написал "Батальонного разведчика"... –
и в слёзы.
БАТАЛЬОННЫЙ РАЗВЕДЧИК
Я был батальонный разведчик,
А он – писаришка штабной,
Я был за Россию ответчик,
А он спал с моею женой...
Ой, Клава, родимая Клава,
Ужели судьбой суждено,
Чтоб ты променяла, шалава,
Орла на такое говно?!
Забыла красавца-мужчину,
Позорила нашу кровать,
А мне от Москвы до Берлина
По трупам фашистским шагать...
Шагал, а порой в лазарете
В обнимку со смертью лежал,
И плакали сёстры, как дети,
Ланцет у хирурга дрожал.
Дрожал, а сосед мой – рубака,
Полковник и дважды Герой,
Он плакал, накрывшись рубахой,
Тяжёлой слезой фронтовой.
Гвардейской слезой фронтовою
Стрелковый рыдал батальон,
Когда я Геройской звездою
От маршала был награждён.
А вскоре вручили протёзы
И тотчас отправили в тыл...
Красивые крупные слёзы
Кондуктор на литер пролил.
Пролил, прослезился, собака,
А всё же сорвал четвертак!
Не выдержал сам я, заплакал,
Ну, думаю, мать вашу так!
Грабители, сволочи тыла,
Как терпит вас наша земля!
Я понял, что многим могила
Придёт от мово костыля.
Домой я, как пуля, ворвался
И бросился Клаву лобзать.
Я телом жены наслаждался,
Протез положил под кровать...
Болит мой осколок железа
И режет пузырь мочевой,
Полез под кровать за протезом,
А там – писаришка штабной!
Штабного я бил в белы груди,
Сшибая с грудей ордена...
Ой, люди, ой, русские люди,
Родная моя сторона!
Жену-то я, братцы, так сильно любил,
Протез на неё не поднялся,
Её костылём я маненько побил
И с нею навек распрощался.
С тех пор предо мною всё время она,
Красивые карие очи...
Налейте, налейте стакан мне вина,
Рассказывать нет больше мочи!
Налейте, налейте, скорей мне вина,
Тоска меня смертная гложет,
Копейкой своёй поддержите меня –
Подайте, друзья, кто сколь может...
До 1951 г.
|