Все так же ярок солнца свет,
Но стало, кажется, темнее,
Когда узнал я из газет,
Что нет в живых Хемингуэя.

Нет, он ведь умереть не мог,
Он вечен, как земля, как звезды...
Но случай зол. И вот курок
Случайно спущен. Выстрел. Поздно.

Он мертв, никто не ждал беды,
И вот на жизнь уж нет надежды,
И струйка крови с бороды
Стекает на его одежду.

Клубится дым у потолка
Невинно-голубого цвета,
Как будто Эрнеста рука
Привычно держит сигарету,

Он курит, это просто так,
Он комнату проветрит скоро,
Но запах... Это не табак:
Так может пахнуть только порох.

Так пахнет порох. Он его
За жизнь свою нанюхал много.
Он много жил и уж давно
Познал военные дороги.

Война, четырнадцатый год,
Он тоже форму одевает,
Он тоже воевать идет.
За что? Он толком сам не знает.

Мир пламенем войны объят,
Людская кровь рекою льется
И гибнут тысячи солдат
За что, кто в этом разберется?

Но он уж начал понимать,
Он позже все об этом скажет:
Необходимо расстрелять
Тех, кто войну опять развяжет.

Нет, он не фантазер - чудак,
Он мир хотел счастливым видеть,
Не каждый ведь умеет так,
Как он, любить и ненавидеть.

Питал он ненависть к войне,
Но если бой - во имя жизни,
Не мог стоять он в стороне
И он пошел на бой с фашизмом.

Он мог туда и не пойти,
Но он ведь не боялся смерти,
Ведь билось у него в груди
Большое пламенное сердце.

Хемингуэй, он был борцом,
Горели в нем большие страсти,
Он знал, он не был уж юнцом:
Там, где фашисты, там нет счастья.

Но с ними он не за столом
Встречался и не на бульваре,
В Испании, в тридцать седьмом
Он бил их при Гвадалахаре.

Июнь 1961