Недавно стал достоянием гласности любопытнейший документ, проливающий свет на то, как решалась проблема "отцов и детей" в годы строительства светлого будущего в нашей стране:
Секретарю Сталинского РК ВКП (б) г. Н.Тагила тов. Романову. Довожу Вас до сведения о следующем: 15 февраля 1937 г. застрелился областной прокурор Курбатов, мое мнение самоубийство связано с разоблачением троцкистов Окуджавы, Марьясина, Турок и Давыдова...
В части Окуджавы -- у Окуджава (так в тексте -- В.Г.) в школе учился сын 11-12 лет который в школе говорил с учениками о том, что у него есть за границей дядя и сводная сестра, т.е. брат Окуджава, и что якобы Окуджава от брата получал письма, а сестра писала о том, что якобы мы живем за границей лучше, богато и в Советский Союз не поедем.
Эти разговоры в школе были еще раньше, до разоблачения Окуджава, а когда разоблачили, и об этом школьники узнали и 23 февраля с.г. мой сынишка приходит из школы и говорит: "Папа троцкист сын Окуджава, в школе нам говорил вот чего" -- т.е. о вышеизложенном.
Если это верно, то можно думать, что Окуджава непосредственно сам был связан с этой контрабандой за границей, что подлежит проверке..."
Член ВКП(б) Косачев. 23 февраля 37 г.
 

... Не в другом, а в себе побеждайте врага,
А когда преуспеете в этом,
Не придется уж больше валять дурака --
Вот и станете вы человеком.

Слова эти из окуджавской песни переплетаются в памяти, входят в противоречие с другой, не менее известной его песней -- про "комиссаров в пыльных шлемах". Отношение Булата Шалвовича к отцу, к отцовскому поколению и стало главной темой нашей беседы с писателем.
Должен сразу сказать: об этом факте своей биографии, родословной сильнее всех, точнее других сказал сам поэт. Помню впечатление от подборки его стихов -- антисталинского цикла, появившегося в одном из толстых журналов. То был мощный залп, стих, облитый горечью и злостью. Авторская позиция была недвусмысленно ясной, очень личной, заостренной. Поэт ничего не склонен был прощать "усатому", виновному в гибели родителей Булата, его многих родственников.
Но как-то раз, будучи в Свердловске (ныне Екатеринбурге), я услышал замечание земляка: " Окуджава даже на открытие памятника своему отцу не приехал, странно..."
Памятную доску открывали в Нижнем Тагиле, именно там Шалва Окуджава, видный партийный деятель с революционным стажем, возглавлял горком ВКП(б) до своего ареста, а до того был секретарем, парторгом ЦК партии на строительстве Уралвагонзавода. Той самой "Вагонки", одной из самых крупных строек первых пятилеток, завода, который был сначала предметом социалистической гордости, а в последнее время является одним из глав- ных душителей "усталого" города, в экологическом плане.
...Вы знаете, -- спросил я Окуджаву, -- о последних днях своего отца? Как он жил, как встретил кампанию по борьбе с "врагами народа"?
-- Я достаточно много знаю теперь о том времени. Вы, конечно, имеете в виду, что отец сам, как партийный руководитель, имел отношение к волне репрессий? Да, об этом надо помнить; есть люди, в том числе мои друзья, которые могут о своих погибших тогда близких говорить высокие слова, гордятся ими - я так не могу. Мне известно, ну если не все, то многое. Присылали мне и газеты 30-х годов из Нижнего Тагила.
По публикациям можно понять, что остаться в стороне от событий того времени отец, конечно, не мог. Люди, знавшие его, отзывались о нем хорошо. И я знаю, что совершить злодеяние отец никак не смог бы. Это было поколение фанатиков, увлеченных своими идеями -- им ничего не надо было, кроме победы коммунизма, мировой революции.
Мне было 12, когда отца арестовали. Что я помню? Мы жили трудно, у нас была скудная обстановка, маленькая квартирка, жили довольно голодно -- это в семье секретаря горкома-то!
Отец был честным человеком, в этом я убежден. Но такие люди, как он, это поколение невежественных в известном смысле слова. Честные фанатики... Слепота "пленников" идеи должна была кончиться плохо.
Мне известны воспоминания об отце как о внимательном человеке, как о хорошем организаторе.
Он мог создать коллектив, нацелить его на выполнение задачи... У Шалвы Степановича был большой опыт партийной работы. Сначала нелегально, при царской власти, когда он входил в группу молодых социал-демократов. Потом при меньшевистском правительстве, тоже нелегально. "С 1918 по 1921 годы систематически преследовался и нахо дился под арестом", -- писал он в автобиографии. После восстановления Советской власти в Грузии стал зав.отделом ЦК Комсомола республики. Был делегатом III Конгресса Коминтерна. Поступил на экономический факультет университета в Москве, но окончить его не удалось, не дали. "В 1923 г. у меня были колебаня по партийной линии, но ни в каких антипартийных группировках не участвовал". (Из автобиографии).
Зато участвовал, и весьма активно, в борьбе грузинских коммунистов против прихода Берии к лидерству в партийной организации республики. Как известно, борьба эта окончилась неудачей, Лаврентий Берия начал свой триумфальный страшный путь наверх. А Шалва Окуджава попал в немилость, на время его отстранили от партийной работы. Позже он добъется того, чтобы его отправили на Урал, на стройку.
 

... Хочу воскресить своих предков,
Хоть что-нибудь в сердце сберечь.
Они словно птицы на ветках,
И мне непонятна их речь...

Так написал сын Шалвы Окуджавы в одном из стихотворений. Спрашиваю поэта, известно ли, как звучало обвинение его отца, в чем он провинился? "Его обвинили в родственных связях с братьями, объявленными "врагами народа". Обвиняли в покрытии вредительства и двурушничестве, и в троцкизме тоже..."
И тогда я рассказал Булату Шалвовичу о своей встрече с бывшим работником НКВД, который в 30-е годы был секретарем комсомольской оргаизации горотдела НКВД Нижнего Тагила и часто встречался с Шалвой Окуджавой.
Теперь уже поэт с вниманием слушал еще одно воспоминание о том страшном времени...
"До личной встречи я знал Окуджаву больше по выступлениям, говорил Окуджава хорошо, я видел, что уважением пользовался он у народа," -- рассказывал ветеран-чекист.
-- И вот однажды звонок: "Тебя Окуджава вызывает". Иду, а сам недоумеваю, что ему от бухгалтера понадобилось (я заведовал в горотделе финчастью). А он поручил мне, конечно, с ведома моего начальства, организоваать питание для делегации из Свердловска. И благословил: "Давай, комсомол, действуй". Сам Кабаков приезжал (секретарь обкома). Где же взять деньги на ужин? Мне было сказано, что это не проблема. И тогда я узнал о существовании "черной кассы", оказывается, секретарь горкома мог воспользоваться энными суммами из директорского фонда.
Фактически, расходовались они бесконтрольно, сказать по-честному. Ну, приняли мы вы- соких гостей, все, как полагатся. Никаких излишеств, надо сказать, не допускали, вы не продумайте чего. Но вскоре этот случай с "черной кассой" вспомнят уже после арестов как покрывание вредителей, "расхищение средств" и т.д. Окуджаву вызовут в Свердловск, откуда он уже не вернется. Расстреляюти директора Уралвагонзавода. Через несколько месяцев погибнет и сам Иван Дмитриевич Кабаков -- секретарь обкома, член ЦК партии...
-- ... Бухгалтером был, говорите? - переспросил Булат Шалвович, выслушав свидетельство очевидца. -- Да, удивительное дело: из работавших в органах в те годы остались в живых или бухгалтеры, или завхозы - и неизвестно, кто вершил зло, кто расстреливал, кто прихо- дил за людьми по ночам...
Я трезво оцениваю то время, и не склонен делать из отца жертву и мученика. То, что вы рассказали, подтверждает известный мне факт, что человеком отец был честным, деньги к его рукам не липли, как говорится.
Меня приглашали в Нижний Тагил на открытие мемориальной доски. И знаете, я даже не обрадовался. Совсем не то чувство... Я не поехал. Люди хотят хранить память, верить в идеалы -- пусть, спасибо им. Но я вот думаю: а если бы на соседнем с моим домом или на моей улице открывался памятник Тухачевскому -- неужели я был бы рад этому? После всего, что узнал о том, как "красный маршал" подавлял крестьянское восстание на Тамбовщине, как "решительно" действовал в мятежном Кронштадте?...
Все гораздо сложнее, как мы уже убедились. Я не знаю, кем бы стал отец, если бы его не расстреляли. Логика того времени, дисциплина партийная и все прочее могли привеcти к ужасным последствиям. А сколько лет жизни было отнято у моей мамы в сталинских лагерях, у миллионов других людей!... Все это так переплетено...

Владимир Гладышев,
журналист, г.Пермь.