В октябре 1994 года мое начальство решило отправить меня, как человека, занимающегося созданием детской организации, на семинар по проблемам детского движения в Москву. Когда поезд тронулся, во мне вдруг "всплыла" песенка Ланцберга "Разноцветное письмо". До этого я не считал ее "своей", никогда не пел, ее даже не было у меня в записи. Но в связи с событиями, происходившими в клубе "Дорога", в котором тогда очень трудно рождалась живая детская группа, эта песня оказалась созвучной моему состоянию. Песенка постоянно "вертелась" и не хотела "отлипать". Когда я пришел в московский центр авторской песни, то увидел афишу, гласившую, что через день состоится концерт Ланцберга.
До этого мне уже доводилось наблюдать Ланцберга: в 1988 году он приезжал в Петрозаводск. Тем не менее, почти все первое отделение концерта я не мог отделаться от чувства несоответствия облика маэстро (интонации, как ни странно, выражались только голосом и практически не передавались через мимику) с тем, что он пел и говорил, ощущение целостности появилось только к середине концерта.
Со сцены Ланцберг сказал, что еще не знает, где проведет ночь (а до нее было уже рукой подать), но, наверное, недалеко от ЦАПа (центра авторской песни на Осипенко 73), поэтому после окончания "официальной части" концерта все желающие смогут "добавить". Я настроился на долгие посиделки, но Володя закончил второе отделение, еще отнюдь не затянувшееся, "Фонарщиком" и слез со сцены. Я подошел к нему, спросил, как он отнесся бы к повторению визита в Петрозаводск, добавив, что теперь есть возможность провести его не так, как в прошлый раз. В прошлый приезд концерты Ланцберга, в связи с отсутствием хотя бы плохенькой рекламы, прошли при полупустых залах, а последний концерт вообще слушало не более двадцати человек . Володя ответил: "Ну, в прошлый раз было нормально, если не считать того, что я там охрип". Тогда его сводили в сауну, где он и оставил свой голос. "Знаете, я так быстро убежал со сцены потому, что мне стало нехорошо, сейчас мне нужно просто посидеть, а потом подходите".
"Посидеть" ему удалось недолго. Когда я зашел в "кулуары" ЦАПа, на Ланцберга уже накинулся человек с видеокамерой, желавший записать песни на стихи Алексеева. Володя стал петь, а мужик в полуметре от него стоял на коленках и целился прямо в физиономию.
Потом Ланцберг стал собираться, решать вопрос о ночевке, периодически поглядывая на меня и комментируя свои действия или что-то спрашивая. Он явно принял меня за человека, тусующегося в ЦАПе и все там знающего. Я все-таки решил не ждать, когда маэстро вспомнит про приглашение, и напомнил о себе. «Ах, да, Петрозаводск...» Мы обменялись координатами и договорились о возможных сроках визита.
Ранним утром 20 января 1995 года я встречал Ланцберга в Петрозаводске. Он вылез из вагона и медленно проговорил: "Денис? Здравствуйте. Вот ваши книжки." Он вез для нас из Питера несколько пачек книг. Как потом оказалось, Ланцберг с утра всегда медленно "включается", - раскручивается («просыпается») где-то ближе к середине дня. До остановки мы шли молча. В троллейбусе он выяснил , что я работаю в подростковом клубе. В ответ на пару моих фраз о состоянии дел стал разъяснять, почему все именно так, ссылаясь на "Технологию группы". Я заметил, что капюшон на серой куртке "известного барда" расходится по шву.
Приехав на квартиру, мы обговорили план "визита", попили чай и легли досыпать.
Разбудили ни Володю часов в двенадцать, и опять нам довелось наблюдать картину "Пробуждение Ланцберга". Сидим, обедаем, пытаемся как-то наладить контакт - ничего не получается. Мы тогда еще не знали, что просто надо дать ему время проснуться, и были слегка растеряны.
Днем была встреча Берга с ребятами из «Дороги».
Войдя в клуб, Ланцберг произнес: "Эта «Дорога» ведет к храму?".
Из клуба Володе надо было позвонить в Москву. Я спросил: "Сейчас звонить будешь?" - и повел его к телефону. Потом спохватился: "Ничего, что я на «ты»?" - "Ну, если катит, то ничего". Долго и безуспешно Володя пытался набрать по автоматической связи нужный ему московский номер. Как потом выяснилось, он набирал не тот код. Дозвониться так и не удалось, и мы решили начать уже прилично задержавшуюся встречу с ребятами.
Для начала я взял гитару, и мы с ребятами спели "Люди идут по свету". Потом Володя, после некоторой паузы, спел "Костер у подножья", после чего гитару отложил. Я вручил гитару Игорю, он спел "1О звезд". Послушав, Ланцберг спросил: "Значит, вы журнальный вариант поете?" Я ответил, что, мол, Карельский вариант, имея в виду, что песня весьма видоизменилась, пройдя через турклуб "Сампо". "Ну, если он в чем-то и Карельский, так это в том, что второй подряд берущий в руки гитару поет так, будто он хочет побыстрее отделаться, и поэтому он старается петь быстрее, и подпевать из-за этого невозможно". Потом спел первоначальный вариант Круппа:
 

Тряпок разноцветных воронье
Будет тебе горе ворожить.
По углам притихшее зверье
Каждый шаг твой будет сторожить.
Ведь нам нельзя привычкой обрастать...

Затем он стал петь Иванова, Краснопольского, Мадатова - песни без скидки на потребности и возможности восприятия детей. Нормальный контакт с ребятами возник, пожалуй, к концу встречи, когда они начали его о чем-то спрашивать, просить что-то спеть... После посиделок Володя рассмотрел недоделанную еще нами газету о "Зимовке", поразговаривал с некоторыми ребятами, желавшими того.

После встречи, как-то само собой, без каких-либо усилий, переломились взаимные барьеры между нами и мэтром, по дороге домой мы оживленно вспоминали общих знакомых, что-то друг другу рассказывали. Когда вылезли из автобуса, Берг сказал мне: "Я не знаю, насколько встреча получилась. Если что не так - прости." Я ответил, что думал, что ребята будут более скованными, поэтому все прошло лучше, чем могло бы.
Потом Володя поинтересовался, как я отнесусь к покупке бутылки вина. Делал он это примерно так: "Скажем, на слетах мы сами устанавливаем для себя сухой закон, поэтому...''. Я сообщил, что не пью, поэтому алкоголем у нас заведует Инка. Он понял так, что у Инки надо просить разрешения. Она долго не понимала, потом сообразила и нашла, кого "командировать" за вином.

Пока Инка устраивала ужин, Володя читал статью о самом себе в газете "Петрозаводск". Статья была написана мной для рекламы концертов, а Шамонаев, как всегда, внес правку и дописал изрядный кусок от себя. Прочитав, Ланцберг откинулся в кресле с "серьезным" вздохом (я было подумал, что очень сильно не понравилось). Помолчав с полминуты, он сказал, что, несмотря на несколько двусмысленный заголовок ("Извини, старина, захотелось немного излиться") и некоторые явно рекламные моменты, относит эту статью к числу трех лучших заметок о себе. Причем в лучшей из этих трех, по словам Берга, утверждалось, что песни Ланцберга - «для тех, кому до 25-ти», после чего, мол, они становятся примитивом.

За ужином начался разговор о педагогике. Разговаривали, главным образом, Берг и Воздвиженские. Основная мысль была такой: «Главное для детей - это добиться признания своей значимости со стороны взрослых.» Из этого следовало. Что клуб должен заниматься такой работой, которая была бы взрослым необходима и в которой могли бы быть оценены профессиональные умения ребят. Берг поддержал высказывание Сергея о том, что, мол, в коммунарстве ребенок мог все время давать концерты и ничему не научиться, а вот в скаутизме мы стремимся чему-то научить. «Нужно организовать жизнь клуба так, чтобы дети вынуждены были чему-то учиться, чтобы без каких-либо умений ребят клуб не смог бы сделать то, что запланировал. И здесь я хочу сказать кое-что Денису: если хотеть сделать просто хорошую тусовку, то можно, конечно, сколько угодно выпускать отличную газету... А зачем тратить на нее столько сил, времени, если все равно, кроме двадцати человек, приходящих в клуб, никто ее не прочитает? Склепали бы быстренько какую-нибудь газетенку и поехали бы дальше. Чему они научатся, выпуская эту газету?» Ланцберг не знал, что мы выпускали даже не одну газету по итогам «Зимовки», а целых шесть...

Вечером, когда гости разошлись, и мы стали укладываться, Володя достал купленную им книжечку комиксов. Он стал туда смотреть и хохотать, потом подозвал меня, начал показывать и вслух читать подписи типа: «Тыгдымс-тыгдымс. Ба-а-ах!!!» Ха-ха-ха-ха! При этом он был в выцветших синих трико и весьма домашней рубашке. Это, наверное, единственный момент, о котором можно действительно жалеть, что он не отснят на видеокамеру.

Утром Берг решил «пройтись по точкам». Я хотел, чтобы, попутно с посещением магазинов, он посмотрел и город, но не тут-то было. Как только мы стали выходить на набережную в направлении Онежского озера, маэстро, человек, несомненно, поэтического склада, сказал: «По-моему, там степь, а «точек» там явно нет. Если хочешь, можно, конечно, идти туда, но никакого концерта тогда точно не будет». Я решил ходить по кратчайшему расстоянию.

Разговоры по дороге были, в основном, на пед. темы. «Мариничева подарила мне две открытки. На одной - Христос в окружении детей, которые вокруг него стоят и благоговейно «смотрят ему в рот». На второй - двое детей бегут и вот-вот сорвутся с обрыва, но позади них на небе - ангел, который их «сдерживает», оберегает. Она сказала про первую открытку, что, мол, это Устинов, а про вторую - что это я. Очень умная баба, она четко просекла разницу».

Вернувшись домой, мы послушали байки Ланцберга о Круппе, а вскоре после этого отчалили на концерт.
Во Дворце Творчества весь зал оказался заполненным. Мы разместились недалеко от сцены. Весь концерт я просидел, как на иголках: Берг пел с неторопливой основательностью, причем казалось, что, выдавая строку, он лишь тогда начинает вспоминать следующую. Было страшновато: казалось, что вот-вот собьется. Зал никак не проявлял своей реакции на слышимое, если не считать обязательных аплодисментов. Володя потом признался, что несколько комплексовал, не получая от зала обратной связи. Но, как оказалось, зал «врубался». Пошли записки, причем, как это ни неожиданно было для меня, довольно интересные. Кто-то даже прислал «поэму» по мотивам услышанных песен, стихов и высказываний. Одна записка была вообще очаровательная: «Мне очень понравился Ваш стишок про слоников. Напишите мне его, пожалуйста, завтра я приду на Ваш концерт и заберу.» На что Володя ответил: «А писать только про слоников, или про мышь тоже?» Это были персонажи одной и той же «поэмы». Вечером Володя на компьютере Дворца творчества спечатал с дискеты требуемые вирши и на следующий день вручил «заказчице». Автор одной из записок пригласил маэстро в гости, на что он ответил, что пока не знает, чем будет завтра заниматься до концерта, потому, может, и в гости к кому-нибудь зайдет. Вечером после концерта его пытались «заполучить» на завтрашнее утро, но мы вовремя отбили эту попытку. И не зря: на следующий день мы смогли разбудить Ланцберга часов в двенадцать, а начало концерта было в четыре.

Перед последним концертом мы успели посмотреть фотографии, которые Ланцберг вез в Москву для готовившегося к изданию сборника «Условный знак». Он попросил нас «заодно» разложить их на «кучки»: те, которые включать в сборник можно и те, которые нельзя. Мы «забраковали» наиболее неудачные по качеству и композиции. Мэтр пообещал сообщить издателям наше мнение - как точку зрения потенциальных читателей.
По дороге на концерт маэстро предположил, что соберется не более трети зала.  Я считал, что придет две трети зала. Инка - больше половины. Берг поспорил с ней на шоколадку, которую ему и пришлось покупать для Инки по дороге на вокзал.

В отличие от первого концерта, на втором было меньше слов и больше песен. Из середины зала, где я оказался на этот раз, Ланцберг смотрелся «весьма прилично». Да и зал, как оказалось, вполне нормально реагировал на его «юмор не для среднего ума». Просто каждый усмехался себе под нос, и поэтому не получалось дружного «га-га-га», как, скажем, на концерте Егорова в ответ, пардон, на плоские шутки со сцены.
После концерта маэстро собирал вещи и одновременно давал интервью дядечке из «Молодежной газеты», этакому вечному корреспонденту многотиражки. Появившееся потом «интервью», скорее, можно отнести к рубрике «Вокруг смеха», чем к творчеству Ланцберга. Чего стоит хотя бы ляп о том, что одна из лучших песен Ланцберга - «Я оставлю тебЯ»!!!

«Теперь я наконец просек, что такое Петрозаводск. Я встретил здесь несколько достаточно мощных ребят, о которых никак не скажешь, что они - провинциалы.» На этом высказывании барда, которое когда-нибудь безусловно будет приравнено к суворовскому «Петрозаводск знаменит!», мы и заканчиваем этот рассказ.
 

Д.Рогаткин
п.Алакуртти
май 1996 г.