"Жизнь - кому сито, кому решето,-
     Всех не помилуешь.
     В осыпь всеобщую Вас-то за что,
     Осип Эмильевич?.."
      Борис Чичибабин.

В мае зловещего 1937 года поэт Осип Мандельштам возвратился из воронежской ссылки, куда он, как известно, попал за стихотворение, критикующее Сталина:

   Мы живем, под собою не чуя страны,
   Наши речи за десять шагов не слышны:
Чета Мандельштамов возвратилась в Москву несмотря на то, что проживание в столице им было запрещено. Не имея собственного угла, жили у друзей. Осип Эмильевич обращался в различные редакции с просьбой предоставить ему какую-нибудь работу. Работу не давали, отказывались также печатать его стихи. Вокруг поэта создавался вакуум, что, несомненно, сказалось на его внутреннем состоянии. Человек неуравновешенный, эмоциональный (черты характера истинного художника), он, в сущности, был большим ребенком. Гласная и негласная опала сильно подкосила его. Последний свой год Мандельштам часто болел, был подавлен, однако работать над новыми стихами не прекращал. <У меня нет рукописей, нет записных книжек, нет архивов. У меня нет почерка, потому что я никогда не пишу. Я один в России работаю с голосу, а кругом густопсовая сволочь пишет:>

   Посох мой, моя свобода -
   Сердцевина бытия,
   Скоро ль истиной народа
   Станет истина моя?..
Весной 1938 года Мандельштамы неожиданно получили от Литфонда путевку в дом отдыха в Саматихе. Осип Эмильевич радовался, что о нем наконец-то вспомнили, позаботились. Теперь мы знаем, откуда явилась эта <забота>. 16 марта секретарь Союза писателей Ставский написал письмо <железному наркому> Ежову с просьбой <помочь решить вопрос о Мандельштаме>. Фактически это письмо было доносом. К просьбе прилагалось <экспертное заключение> писательского функционера Павленко <о стихах О. Мандельштама>: <Я всегда считал, читая старые стихи Мандельштама, что он не поэт, а версификатор, холодный, головной составитель рифмованных произведений. От этого чувства не могу отделаться и теперь, читая его последние стихи. Они в большинстве своем холодны, мертвы, в них нет даже того самого главного, что, на мой взгляд, делает поэзию - нет темперамента, нет веры в свою страну. Язык стихов сложен, тёмен и пахнет Пастернаком.>

   Я изучил науку расставанья
   В простоволосых жалобах ночных.
   Жуют волы, и длится ожиданье -
   Последний час вигилий городских,
   И чту обряд той петушиной ночи,
   Когда, подняв дорожной скорби груз,
   Глядели в даль заплаканные очи,
   И женский плач мешался с пеньем муз:
Утром 2 мая 1938 года в приготовленной загодя западне - в Саматихе - Мандельштама арестовали. Его жена Надежда Яковлевна больше никогда не видела мужа. Бесследно исчезли и стихи, написанные им за последнее время: Всё лето, пока шло следствие (а как тогда велись следствия, мы теперь тоже знаем), Мандельштам находился в Бутырской тюрьме. Обвинение - <антисоветская агитация и пропаганда>. Приговор - пять лет лагерей за <контрреволюционную деятельность>. 9 сентября столыпинский вагон увёз осуждённого поэта Осипа Мандельштама в последний путь - туда, <где обрывается Россия над морем чёрным и глухим>. Увёз из тихого бабьего лета, из поэзии, из жизни.

   Как кони медленно ступают,
   Как мало в фонарях огня!
   Чужие люди, верно, знают,
   Куда везут они меня:
Станцией назначения живого груза был безлюдный разъезд Вторая Речка, немного не доезжая до Владивостока. Заключённых выгружали из вагонов, выстраивали в колонну и под конвоем вели в лагерь по нынешним Русской и Областной улицам. Пересыльный лагерь 3/10 располагался на пологом каменистом склоне Сапёрной сопки. Из лагеря хорошо было видно море (Амурский залив). Территория была обнесена колючей проволокой. Внутри стояли бараки, отдельно - администрация, баня, пищеблок, больница (единственная из всех построек сохранилась). Из этой пересылки заключённых отправляли пароходом на Колыму.

Осип Мандельштам прибыл на Вторую Речку 12 октября, проведя в дороге месяц.

Изнурительное путешествие в телячьем вагоне сильно подорвало его и без того измотанное здоровье. Еще в Бутырках у него появилась навязчивая идея, будто бы его хотят отравить. Поэтому он почти не принимал пищу, похудел и во Владивосток прибыл истощённым стариком, близким к сумасшествию. В ту пору поэту было 47 лет. <Отравлен хлеб и воздух выпит. Как трудно раны врачевать!..>

В начале ноября в честь октябрьских праздников в лагере объявили день письма. В этот день на жёлтой обёрточной бумаге Мандельштам написал письмо брату: <Дорогой Шура! Я нахожусь - Владивосток, СВИТЛ, 11-й барак. Получил 5 лет за к. р. д. по решению ОСО. Из Москвы из Бутырок этап выехал 9 сентября, приехали 12 октября. Здоровье очень слабое, истощён до крайности, исхудал, неузнаваем почти... Родная Надинька, не знаю, жива ли ты, голубка моя. Ты, Шура, напиши о Наде мне сейчас же. Здесь транзитный пункт. В Колыму меня не взяли. Возможна зимовка:> Когда брат и жена поэта получили это письмо, Мандельштам был еще жив. Тем не менее оно в полной мере явилось весточкой с того света. Спустя полтора месяца после его написания, 27 декабря 1938 года Осип Эмильевич умер в лагерной бане от сердечного приступа и полного истощения. Точное местонахождение могилы Мандельштама неизвестно. Предположительно - это участок между домами № 8, 9 и 11 по нынешней улице Вострецова. Хоронили заключённых раздетыми в неглубоком рву за оградой лагеря. <И море чёрное, витийствуя, шумит и с тяжким грохотом подходит к изголовью:>

Странно, что до сих пор ни на месте пересыльного лагеря на Второй Речке, ни на месте захоронений нет никакого памятного знака. Словно и не было здесь ничего: Еще более странна история памятника Мандельштаму во Владивостоке, созданного талантливым скульптором В. Ненаживиным. Долгое время для небольшой, но очень выразительной, скорбной статуи из черного металла не могли найти места. Лишь в начале 1999 года памятник поэту был торжественно открыт: на задворках кинотеатра <Искра>. Впрочем, поэт Мандельштам всё-таки не вождь, чтобы простирать руки на площадях. Может быть, и верно выбрано для памятника это скромное место на взгорке. Выходишь из автобуса у кинотеатра и поднимаешься по узкой улочке - к Мандельштаму. Вот только улочка та - не его имени.

   -Это какая улица? - Улица Мандельштама.
   Что за фамилия чёртова -
   Как её не вывёртывай,
   Криво звучит, а не прямо:
Однако почти сразу после открытия памятник был снесён, срублен неизвестными варварами и увезён рабочими на реконструкцию. Остался лишь пустующий постамент - надгробная плита вровень с благословенной приморской землёй.

   Век мой, зверь мой, кто сумеет
   Заглянуть в твои зрачки
   И своею кровью склеит
   Двух столетий позвонки?..
Андрей ЗЕМСКОВ.
При подготовке материала использована исследовательская работа П. Нерлера <С гурьбой и гуртом:> (хроника последнего года жизни О. Э. Мандельштама).

Сентябрь 1999