Оригинал в данный момент не доступен. Это
резервная копия поисковой машины "Bard.ru"
Не открою "америк", если замечу: песни, в том числе - этого автора и исполнителя, лучше слушать, чем глубокомысленно о них рассуждать. Для задушевного разговора вполне хватает других тем, тем более, когда встречаешься (реже, чем хотелось бы) с таким роскошным собеседником, как Александр Александрович Дольский. - Ты прямо как на светском рауте: с каких пор величаешь меня по имени отчеству? - Хотела как лучше, а получилось: Саша, давно не виделись. Что нового? - Стихи. И песни, хоть ты и не собираешься о них говорить. Пишется очень много. Дошло до того, что мне предложили издать собрание сочинений. Сейчас усиленно занимаюсь редакторской работой. - Сам редактируешь? - Сам. Я пытался отдавать стихи друзьям-поэтам, но из этой затеи ничего не вышло. Не потому, что поэты плохие, просто люди не пережили моих переживаний, у них мысли работают в другом направлении. Между прочим, некоторые зрители - самые лучшие редакторы: слышат все "насквозь". - Собрание сочинений - круто. - Сейчас стану хвастаться. Еще совсем недавно я представить себе не мог, что мои стихи когда-нибудь напечатают. А сейчас они не просто издаются, их даже изучают на уроках литературы в школах. Иногда целыми классами ребята приходят на концерты, потом пишут сочинения. Прочтешь - обревешься: такое внутри строк находят, о чем я забыть успел. Возвращают меня в те времена, когда я это сочинял. Но это еще не все. Меня стали изучать на факультетах славистики - в Германии, во Франции, в Америке, в Австралии. Пишут работы. Например, знаменитый немецкий ученый Вольфганг Казак включил в книгу целую главу о религиозно-философских мотивах в лирике Дольского. Получаю методические разработки из российских университетов, педагогических институтов. Представляешь, изучают Бодлера, Бродского, Аннинского и рядом - Окуджаву и Дольского. А тут еще история с собранием сочинений - все это для меня большое счастье. Поэтому кропотливая литературная работа доставляет мне огромное удовольствие. - Все вышеперечисленное невероятно почетно, но, увы, не кормит. Чем на жизнь зарабатываешь? - Главным образом, выступлениями и гонорарами - от книг и дисков. Деньги не большие, но их хватает на то, чтобы дети нормально учились. Компьютер дома, слава Богу, есть. Машины нет, дачи шикарной тоже нет - домик в деревне, построенный еще в 1949 году, и дачей не назовешь. Я там почти не бываю. Лучше дома посижу, позанимаюсь музыкой, поэзией, актерским делом. - В каком смысле - "актерским делом-? - Только в том, что беру гитару и выхожу на сцену. - Я уж, было, решила, что ты переквалифицировался в кинозвезду. - А меня, между прочим, действительно несколько раз снимали. Однажды даже привелось сыграть роль отца Николая, главы русской православной церкви в Японии, в японско-русском фильме под названием "Рин, или Легенда об иконе". Со своей партнершей - хорошенькая такая, миниатюрная "кинозвездочка", - я, представь, должен был говорить по-японски. Поняв, что выучить этот язык нереально, я придумал очень простую вещь. Просил переводчицу Леночку буквально на 2-3 десятых секунды вступать раньше меня и произносить нужную реплику. Дальше я, как человек, имеющий музыкальный слух, эту фразу копировал. Понятно, потом отца Николая озвучивал японский актер, но во время съемок нужно было, чтобы совпало движение губ. И вот - премьера в Ленинграде. В кинотеатр пришли мои дети, друзья, незнакомые зрители - полный зал. Рядом с крошечной партнершей я выглядел просто гигантом. Волосы длинные, бороду окладистую приклеили. Обращается ко мне партнерша, я открываю рот, и зрители со смеха падают со стульев. На экране - Дольский, только говорит по-японски тоненьким-тонюсеньким голосочком. Это был настоящий успех! Потом еще несколько лет по праздникам мои мальчишки видеокассету крутили и неизменно хохотали. - В Японии хоть побывал? - Надеялся, что снимать меня будут именно там, - ничего подобного: павильоном обошлись. Зато заплатили прилично - целый месяц семью кормил. - Саша, в прошлый твой приезд мы дружно горевали по поводу того, что крупные бардовские мероприятия проходили без тебя. Что сейчас? - По-прежнему обходятся без меня. Да и вообще то, что раньше походило на бардовское братство, рассыпалось: заработки, зависть, интриги. Впрочем, не горюю и не жалуюсь: я - отдельный человек, существую сам по себе. - Итак, ты занят выступлениями и редактированием своих трудов. А еще? - Еще занимаюсь домашним хозяйством. В свободное время хожу в магазины, варю разные супы, борщи - с мясом и без мяса, жарю картошку - мои мальчишки очень любят. - Что же жене остается? - Домашней работы и ей хватает. - Я, кстати, о твоей жене ничего не знаю. - Скрипачка, окончила музыкальное училище. Познакомились мы на концерте, где она играла на скрипочке. Живем вместе уже 25 лет. Очень хорошая у меня жена, преданная, большая умница. Музыку свою давно забросила, искала такую работу, чтобы больше быть дома с детьми. Когда стало ясно, что мы ждем третьего, работать вовсе перестала. Жили мы довольно скромно, сейчас стало полегче. - Что сыновья, три богатыря, поделывают? - Старший, мой тезка, заканчивает мединститут - зовут в ординатуру.
Пашка, средний, - художник. Постоянно у него учусь: его невероятное трудолюбие
постоянно служит мне укором. Я и сам не лентяй, но парень ежедневно вкалывает
так, что еле доползает до дома. Семь месяцев проработал в Храме Христа-спасителя,
куда со всех уголков России собрали лучших художников. И мой Паша - среди
них. Другим помогал, и сам четыре работы сделал.
- У вас, помнится, еще и животные есть? - Кот и кошка. - Какая же квартира умещает всю эту ораву? - Четыре комнаты - нормально. У меня в кабинете, правда, теснота ужасная. Скорее надо издать, запаковать в книжку стихи, а то они все время теряются. А, в общем, считаю, все у меня хорошо. Диплом номер три недавно получил. - Какой такой диплом? - Я родился в Свердловске, и посчастливилось мне учиться в том же институте, на том же факультете, где и Ельцин учился. Некоторые его преподаватели даже дожили до меня. Ежегодно бывая в Свердловске, я, естественно, навещаю родные пенаты. И вот в 1998 году даю там концерт. Аплодисменты, бис-браво, туда-сюда, - вдруг на сцену выходит ректор: "Я хочу наградить Александра Александровича". Заинтриговал: "Чем, - думаю, - он меня наградит?" - "В этом году у нас юбилей - выпустили сто пятьдесят тысяч человек. Мы учредили почетные дипломы, которые решили выдать особо заслуженным выпускникам. Один из них - Александр Александрович". Вручает диплом, зал аплодирует. Ректор просит меня задержаться на сцене: "Обратите внимание, что вам выдан диплом под номером "три". И обращается к залу: "Как вы думаете, кому мне пришлось выдать номер один?" Зал загудел - все поняли. - А второй номер кому достался? - Наина-то Иосифовна тоже в нашем институте училась: А ректор все никак не угомонится: "Вот вам вырезки из всех моих интервью по этому поводу. Прочитайте, что там написано". Читаю: "Этими дипломами награждаются такие наши выпускники, как А.Дольский и Б.Ельцин". Именно в таком порядке. - Приятно. - Но - не более того. - А что - более того? - Как тебе объяснить: Мы с тобой встречаемся редко, но, думаю, относишься ко мне неплохо. - Замечательно отношусь. - И что может быть важнее и дороже этого? Допустим, кто-то предложит: "Мы дадим тебе 10 тысяч долларов, но сделаем так, что Капшеева тебя возненавидит, и больше вы никогда не встретитесь". Я не соглашусь, клянусь тебе. - Спасибо, растрогал. - :А какие письма получаю! Ладно бы, просто люди благодарили, так еще
и рассказывают, как мои песни (о которых мы сегодня не говорим) их спасали
в какие-то трудные минуты. Чего же еще мне желать, как не быть счастливым?
- Пишешь хорошо - это аксиома. Но сознание, вроде бы, определяет материя: - Уверяю тебя, не надо человеку ни яхт, ни дворцов, ни этих одеяний, в которых выходят на сцену современные эстрадные певцы. Эти короны и кринолины нужны в том случае, когда нет ничего другого. Замечательно в одной песне спел Макаревич: когда человеку нечего сказать, он кричит, а когда есть что, - он это произносит тихо. Хотя, сам Макаревич перестал быть поэтом и сделался поваром. "Личное дело трудящихся", только творчество уходит. "Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть этот мир прогнется под нас" - хамский гимн "новых русских". - Почему не вспоминаешь другую, замечательную его песню - о женщине, которая летала по ночам? - Говорю о другом: если человек выбирает успех, деньги, беспрестанное мелькание по телевизору, - творчество исчезает. - Потому и тебя по телевизору не видно? - Потому и не видно! - А читатели не поверят: "Лукавит Дольский. Просто его не зовут, а он-то мечтает "затусоваться", завидует тому же Макаревичу". - Нет, я не могу завидовать Макаревичу. Хотя бы потому, что понимаю: самая его популярная песня "Новый поворот" к поэзии отношения не имеет. - Может, и не претендует на высокую поэзию? - Может быть. Но мы-то говорим о поэзии. Или - оговоримся: "Я пою, но это - не поэзия-: Могу признаться, кому я завидую: только Галичу и Высоцкому. Завидую так, как можно завидовать своим самым любимым людям. - Конкретнее, пожалуйста. - Завидую Галичу - тому, как он вовремя, как смело, как гениально смог все сказать. Неважно, что потом это не принесло свои плоды, но как было прекрасно сказано! А он завидовал мне: "Я таких лирических песен сочинять не умею". Безумно завидую необыкновенному счастью Высоцкого - совершенно заслуженно быть всенародно любимым. До сих пор наслаждаюсь его фразировкой, потрясающей русской речью, этим краесогласием или, как иначе называется, рифмой, этим юмором, психологизмом: А больше и завидовать некому. Макаревичу? За то, что он кастрюли с места на место переставляет? Нет, не завидую. Мне вообще зависть совершенно не свойственна. Какая может быть зависть, когда сын Пашка говорит: "Такого сонета, как твои "Две птицы", даже у Шекспира нет-? - Похоже, у тебя и вправду все хорошо: - Я надеюсь. Не пью, не курю, в Израиль время от времени приезжаю:
http://www.natura.peoples.ru/?id=41 |
|
---|