Лукавил, ох, лукавил Михаил Щербаков - просты его песни, просты и понятны. И то, во что слова его спетые складываются, тоже понятно и вполне просто. Это только кажется, что песни Щербакова сложны - были бы они сложны, не было бы такой громкой и грозной популярности у этого, в общем-то, тихого гения. Это кажется, что ритм его стиха сложен - посмотрите, как легко, след в след, идут за ним подражатели, как легко перенимают любители его песни...

Полтора десятилетия назад его гитара ясно и внятно заявила, что у авторской песни есть не только славное прошлое - Высоцкий и Визбор, не только настоящее продолженное - Ким и Иваси, - но и блистательное будущее.

Именно Щербаков это будущее возглавил, и именно его "Вишневое варенье" Булат Окуджава назвал новой классикой авторской песни.

Считается, что определяющее влияние на творческую манеру Щербакова оказали Высоцкий и Ким. Набравшись наглости, замечу, что смысловой нагрузки это утверждение не несет никакой - как, впрочем, любое "общее место". На каждого, кто слушал и слышал их песни, Высоцкий и Ким оказали определяющее влияние. В творчестве Щербакова черточек, присущих песням Высоцкого, я, честно говоря, не вижу совсем (Высоцкий, как правило, оказывал на людей влияние более человекообразующее, чем песнеобразующее). Зато с песнями Кима у шансонов Щербакова есть, по крайней мере, одна очень существенная общая черта - абсолютная свобода текста и мелодии.

И Юлий Черсанович, и Михаил Константинович изумительно несовместимы с какими бы то ни было распространенными и, не побоюсь этого слова, общепринятыми схемами. Впрочем, если у Кима пренебрежение стереотипами выражается в разговорности и подчеркнутой драматургичности его песен (не вытанцовывается рифма - да к черту ее, в самом деле! нормальные люди все равно говорят прозой), то у Щербакова эта свобода сродни абсолютной раскованности и расслабленности фехтовальщика, безупречно владеющего шпагой. Резкая и необратимая смена мелодии, горячий излом стихотворного размера, необъяснимые метаморфозы лирического героя - и все это прямо посреди песни...

Может быть, именно из-за этого непередаваемого изящества Щербаков и считается "сложным"? Бросьте, если его песня, его поэтика и мелодика с первого же исполнения принимаются почти любой аудиторией, какая же это сложность?..

Особую красоту, стройность и простоту текстам Щербакова придает сложная рифма. Рифма внутристрочная, например.

И, что бы ни плёл, куда бы ни вёл воевода,
Жди, сколько воды, сколько беды утечёт...

Рифма парадоксальная и составная:

A la guerre comme a la guerre, да.
Пусть поплачет Герда.
А из этих слез пусть
Вырастает роз куст...
Кстати, был еще один великий бард, который виртуозил с рифмой, играл с ней в прятки и узнавалки, - Леонид Семаков. Иные строки Щербакова построены почти по семаковским лекалам - но, боже, как же различны интонации этих авторов - откровенный насмешливый вызов изгоя против холодноватого изящества эстета! Нет-нет, зарекаюсь снова - не нужно сравнений, авторская песня тем и хороша, что многообразна.

Кстати, популярность Щербакова в среде любителей авторской песни породила феноменальную ситуацию - его песни временами буквально "монополизируют" эту среду, поют почти исключительно Щербакова. Появилась даже присказка-протест: "Что бы спеть бы нам такого, только чтоб не Щербакова..." Я сам, попав в начале девяностых под обаяние этих песен, почти забросил собственное творчество и переключился на исполнительство; песни Щербакова тянули в моем репертуаре процентов на восемьдесят. Это была творческая почти-смерть. Для того чтобы вырваться из-под влияния автора "Трубача", мне пришлось в конце концов написать песню a la Щербаков:

Я был не лжец - но я боялся правды,
И, предпочтя служить чужим словам,
Свои забыл я горькие баллады
И пел чужое мертвым головам...
Несмотря на то, что вся песня от начала до конца была подражательной, она мне нравится до сих пор - может, как раз из-за похожести на щербаковскую. И - подобное излечивается подобным - мне тогда удалось-таки сделать безмерное восхищение песнями Щербакова чуть менее глобальным, и вместо чуть ли не единственного он опять стал одним из многих.

Вот вы смеетесь - а для меня это была настоящая победа. Выход из зависимости, обретение свободы.

Учитесь на моем опыте. Не позволяйте гению довлеть над вами - раздавит...

Вообще же, широчайшая популярность записей Щербакова - именно записей, это существенно! - радует меня чрезвычайно. Во времена, когда телевидение монополизировало информационную среду, во времена, когда в эфире царят сиюминутность и кариес, во времена, когда в Сети восемьдесят процентов трафика составляет порнуха, - в эти смутные времена, оказывается, можно быть властителем дум благодаря магнитофонам и плейерам.

Может быть, это знак того, что возможна и совсем "Другая жизнь"...