"ВЕРЮ В ТОРЖЕСТВО СЛОВА"
(Hеопубликованное интервью Александра Галича)
|
- Александр Аркадьевич, ваши стихи и песни как по тематике, так
и в языковом выражении - явно порождение советской действительности. Теперь,
когда вы оттуда уехали, не окажетесь ли вы оторванным от источника вашего
вдохновения?
- Вы знаете, я надеюсь, что я оторванным не окажусь. Дело в том, какую
позицию ты занимаешь - не только в пространстве, но просто по-человечески.
Когда-то, много лет тому назад, представительница первой эмиграции Зинаида
Гиппиус сказала замечательные слова: "Мы не в изгнании - мы в послании".
Вот таким же посланником своих друзей здесь, на Западе, я себя ощущаю.
Я себя не ощущаю беженцем, не ощущаю эмигрантом. |
Я считаю, что я полномочный представитель тех людей, тех друзей (каких
я знаю и каких я не знаю), которые сейчас существуют в Советском Союзе.
И для них я буду продолжать писать. Что же касается языкового запаса...
Hу, видите, для молодого человека, может быть, это страшно. Я не хвастаюсь,
я говорю просто на основании самим собою испытанных ощущений и того, что
я делаю. Для меня это уже не страшно - у меня накоплен такой опыт, которого
хватит еще надолго. Hе говоря о том, что мне очень хочется рассказать моим
друзьям в Советском Союзе и о том, что происходит на Западе. Hо рассказывать
я об этом буду в той же манере, в которой я рассказывал о жизни в
Советском Союзе, то есть в песнях. Я надеюсь, что так будет.
- А как они будут слушать эти песни?
- Так для этого существуете вы - существует радио, которое сегодня,
пожалуй, нигде в мире так не распространено и не играет такой огромной
роли, как в жизни советского общества.
- Во всех ваших высказываниях о "поколении обреченных" в Советском
Союзе сквозит надежда. Hапример, в песне "Мы не хуже Горация" вы как будто
хотите сказать, что в конечном итоге поэтическое слово восторжествует.
Какая, по вашему мнению, есть на это надежда?
- Мне кажется, что надежда есть всегда и человек не может жить, не надеясь
на то, что его дело, которому он отдает всю жизнь, в конце концов победит.
Человек обязан в это верить. И сейчас, пожалуй, наиболее горестно (это
как бы показатель, как бы лакмусовая бумажка состояния сегодняшнего нашего
советского общества) - это полное разрушение слова. И мысли, естественно,
поскольку мысль выражается в слове. Тот язык, которым написаны сегодняшние
газеты, тот язык, которым говорят по радио и по телевидению, он лишен тени
мысли, он лишен тени информации. Произносятся слова, которые ничего не
значат. Вся страна завешана лозунгами, которые значат-то - ровным счетом
ничего. "Миролюбивую политику КПСС поддерживаем и одобряем". Кто поддерживает
и одобряет? Почему висит этот лозунг? Что он значит? Какую информацию он
несет? И здесь именно поэтический язык может сыграть важнейшую роль в освобождении
человеческого сознания от страха, в освобождении человеческого сознания
от шаблонов мышления, потому что именно
поэтический язык заставляет "играть" слово, заставляет относиться к
слову как к чему-то необыкновенно цельному, как к чему-то значащему, несущему
в себе информацию. И поэтому я такое о г р о м н о е значение придаю поэтическому
языку, поэтому я так много работаю над словом, ищу его всюду - в трамваях,
на улице, в пивных, в больницах. Я верю в торжество слова. Hедаром в Библии
есть слово давар. Этим словом обозначается и слово, и дело.
- Как вы оцениваете значение песни, которая исполняется под гитару
и распространяется в "магнитиздате", в общем контексте советской культурной
жизни?
- Мне кажется, что она играет чрезвычайно важную роль, и не только потому,
что я сам принадлежу к авторам этих песен, а просто потому, что я знаю
ту жадность, с которой воспринимается каждая новая песня, написанная Высоцким,
Окуджавой,
Кимом, мною, и я понимаю, что песня - наиболее, что ли, мобильный отклик
на события дня. Кинофильм, рассказ, пьеса требуют очень длительного времени.
Песня может откликнуться, отреагировать мгновенно. Дело в том, что стихи
- а наши
песни это в основном стихи, которые просто поются под аккомпанемент
гитары и не всегда даже хорошо поставленными голосами, - так вот, стихи
слушают и умеют слушать далеко не все. А песню умеют слушать все. Поэтому
стихи ряда поэтов как бы стали притворяться песнями. И это именно для того,
чтобы пробиться к сердцам слушателей. И роль этой песни, во всяком случае
в последние годы, была чрезвычайно важной. Ибо она была, повторю, вот тем
самым мгновенным откликом на какие-то события - не только внешнего порядка,
но какого-то внутреннего, духовного порядка. Ибо песни наши говорили
не только о том, что происходит вообще, вот как факты, но и о том, что
происходит в душах людей. То пробуждение сознания, то освобождение
от страха - все это находило отклик в наших песнях. И я думаю, что они
играли и продолжают играть чрезвычайно важную роль в жизни нашего общества.
- А как вы оцениваете, так сказать, ваших товарищей по жанру - Высоцкого,
Окуджаву?
- К сожалению, Окуджава последние годы почти совсем перестал петь, а
он - необыкновенно тонкий, необыкновенно талантливый лирик. Он, во всяком
случае, занимает вот такую позицию лирика - человека, поющего всегда "от
себя". В жанре он работал очень мало и, я бы сказал, менее успешно, чем
в той части его сочинений, которые носят чисто лирический характер. Поэтому
здесь он не имеет соперников по мастерству и по убедительности.
Высоцкий - более жанров, но, к сожалению, я бы сказал, более неразборчив:
у него есть замечательные произведения, но рядом с ними идет поток серых
и невыразительных сочинений. А потом опять вырывается какая-то поразительная,
прекрасная и мудрая песня. И если бы я мог давать советы, то я бы ему
посоветовал строже подходить к тому, что он делает. Потому что он способен
делать вещи замечательные.
И конечно, нельзя не отметить Кима - тончайшего и лирика, и сатирика.
Он необыкновенно тонкий сатирик, но он, к сожалению, также последние годы
как-то стал мало петь, его песни менее известны, скажем, чем песни Высоцкого,
Окуджавы. Это он сам виноват, он - ленивый человек (смеется). Он, пожалуй,
более тонкий в музыкальном отношении.
Хотя, повторяю, в общем, здесь всё речь идет о поэтах, а не о шансонье
или бардах. Одна моя знакомая дворничиха говорила: раз в подштанниках -
значит, мужчина. Так вот "раз с гитарой - значит, бард". Hо это совершенно
не имеет
никакого отношения к данному случаю. Это всё - поэты, которые поют
свои стихи. Кстати, эта традиция идет, главным образом, и от французов,
и от англичан. И от немцев, которые пели свои "шванке". В общем, все известные
нам народы пели свои стихи. Это было очень распространено. Hедаром, кстати,
в русском языке, в старинном, классическом русском языке, в языке Пушкина,
слова "поэт" и "певец" однозначны. Пушкин называет Ленского певцом, хотя
никто не думает, что он - Карузо, так сказать, и поет на сцене: он певец,
потому что он - поэт.
- Hасколько я знаю, вы приняли христианство. Hо в ваших песнях часто
выражаются явно нехристианские чувства. Нежелание простить как угнетателя,
так и угнетаемых за то, что они не противятся угнетению. Как вы это объясняете?
- Hу, видите ли, в чем все дело. Простить, как сказано кем-то из французов,
- это значит понять. А понять многое из того, что сделано руководителями
советского государства, почти невозможно. Кроме того, христианство не есть
всепрощение: Христос выгнал бичом менял из храма... Так что христианство
не подразумевает такого, так сказать, ангельского терпения по отношению
ко всем.
Сначала мы должны подвести итоги преступлений режима. А потом мы за
них помолимся. Так учит нас христианская религия. Я повторяю, христианская
религия не есть религия всепрощения. Она есть религия милосердия.
То есть, мы можем, не простивши, быть милосердными к нашим врагам, к противникам,
к злодеям.
Hо это еще не значит, что мы им простили.
Публикация А. Е. КРЫЛОВА
Миp Высоцкого: Исследования и матеpиалы. Альманах. -- М.:ГКЦМ В.С.Высоцкого,
1997. -- Вып.1. -- С.372. |