ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Алена Архангельская (Галич)
Где
же ты, моя Алена,
Где
же ты, родная дочь,
О тебе
на Малой Бронной
Папа
помнит день и ночь. |
|
Эти строки из письма папы ко мне я помнила всегда. Но настало время,
когда мне необходимо (да и стало, к счастью, возможным) исполнить мой долг
по отношению к нему. Сейчас мы выпускаем первые книги отца. Им написано
много, очень много. Первые мои детские и смутные воспоминания - наша полутемная
и длинная комната на Малой Бронной. Я, как всегда, с ангиной и перевязанным
горлом в кровати. Настольная лампа на письменном столе и склоненная над
столом голова с каштановой копной волос. Тверской бульвар, где мы гуляем
с отцом, то есть я копаю, строю песочные замки, а он сидит на скамейке
- пишет. Премьера в Театре сатиры "Таймыра", куда мы идем с бабушкой, и
я чувствую себя очень взрослой. Спектакль Андрея Гончарова. Играли его
в здании на площади Маяковского, которого там давно уже нет (потом там
был театр "Современник"). Отец, радостный и счастливый, таскает меня на
руках к великому моему неудовольствию - ведь я уже взрослая...
Детство наплывает отдельными расплывчатыми воспоминаниями. Театр был
в нашей жизни воздухом, хлебом, естественной потребностью. Для театра писались
и песни - первые, официальные (к пьесам "Город на заре", "Улица мальчиков",
"Походный марш"...) Их помнят до сих пор, только автора забыли.
Но вот прошли годы. Я учусь в ГИТИСе. Педагог из Щукинского училища
Юнна Вертман находит меня на занятиях: посмотреть на меня и попросить познакомить
с отцом - ведь он пишет удивительные песни... Удивительные? Мне странно...
Папа пишет песни. Хорошие. Очень хорошие. Мне кажется, что он никогда не
писал плохие... Но это естественно, ведь он мой отец, я всегда им гордилась.
После занятий я бегу к нему на "Аэропорт" с подругой по детской театральной
студии. (Театральная студия Михаила Михайловича Яншина при драматическом
театре Станиславского. Это еще до ГИТИСа, конечно. Именно та первая студия,
где учился отец у Станиславского, легла в основу этого театра - мне преподают
однокашники отца...) Мы слушаем его новые песни.
То, что он открыл новый песенный мир, нашел свою форму, выход своей
боли, я не поняла сразу. К сожалению, так часто бывает. Он был мой отец,
и значительность его творчества - она как-то закрывалась своей домашней
обыденностью. Я гордилась, мне нравилось, я знала... Но чтобы тогда понять
его так, как теперь, когда его уже нет... Очень об этом больно писать.
Мне и тогда было больно, что песни его не печатают, но мое природное легкомыслие
(отцовское) успокаивало - напечатают, не могут не напечатать, ведь его
любят и ценят и Корней Иванович Чуковский, и Анна Андреевна Ахматова, его
слушают академики, у него вдруг даже приняли заявку на публикацию книги
стихов и пьесы "Матросская тишина" в издательстве "Искусство"... Правда,
потом тоже не напечатали.
Беда всегда бывает неожиданной, как бы к ней ни готовились. Исключение
из Союза писателей в декабре 1971. Последующее исключение - автоматически
- из Союза кинематографистов и даже из Литфонда. И никакие заступничества
не могли помочь. Да и мало их было, заступников. Наперечет - в основном
зарубежные друзья. У нас
- только сочувствовавшие.
А ведь совсем недавно, в 1969 году, у него на дне рождения 19 октября
квартира была набита народом, приехали друзья из Тбилиси, и он впервые
тогда прочитал, не спел еще, свою песню о Тбилиси. А вот уже 1972. 1973
год - полупустая квартира на дни рождения. И только самые близкие, самые
любящие. Зато теперь - целые армии самых близких друзей. Но это спустя
почти двенадцать лет после смерти.
У меня хранится "Генеральная репетиция" - рукопись. На ней дата - "29
мая 1973 года. Серебряный бор". Подарена она мне была после моего приезда
в августе с гастролей из Фрунзе, ко дню рождения. В Москве я уже не работала.
Не думала я тогда, сколько раз мне и моим друзьям придется потом перепрятывать
эту рукопись.
А первая книжка лежала у бабушки на Бронной. Ее еще дед переплетал.
Папа подписал ее, им же она была и перепечатана на машинке. В общем, домашний
самиздат. Как он ее составил, так мне и захотелось ее опубликовать. Я не
литературный критик и не писатель, но мне кажется: его горечь, боль, ирония,
его неистребимая вера в лучшее - "все безумные образумятся, все итоги непременно
подытожатся" - обретает себя. Я верю, что скоро те, кто не знал его, -
узнают, а кто любил - полюбят еще больше.
предисловие к сборнику "Александр Галич. Избранные стихотворения"
Издательство Агентства печати "Новости"
1989 г |
