К 80-летию со дня рождения А.Галича
ВЫ СЛЫШИТЕ БЛАГОВЕСТ, АЛЕКСАНДР АРКАДЬЕВИЧ?
 |
Впервые (для меня) Анатолий Либерман, ведущий библиографию и рецензии
в "Новом журнале", сказал, что Александр Галич - великий лирик.
Мы-то всегда "клевали" на его социологию. На шутки и хохмы его драматургических,
сценических и киношных песен, таких, как ранние "Это гады физики на пари...",
"Леночка", "Красный треугольник", несколько более поздние "Баллада о прибавочной
стоимости", серия о мастере цехе Коломийцеве, даже "Петербургский романс".
Мы их знали, пели своим самодеятельным трио. Собирали толпы народа во Фрунзенском
(Крым). Так, отдыхающих-прохожих. А ведь это был 1965 год (это когда еще
ранние пели, еще за три года до знакомства с Галичем).
Но и тогда, и позже ни одного из нас никто не потянул за рукав, никто
не сказал: "А ну-ка пойдем куда следует, там вас разъяснят". А были мы
в то время уже кто старшим преподавателем (Слава Степин), кто ассистентом
(Альберт Шкляр), кто аспирантом (ваш покорный слуга). Сейчас подумаешь
- вроде риск-то был. И тогда все - одним ударом из института с волчьим
билетом.
Один раз какой-то мужик (как раз во Фрунзенском) слушал внимательно.
Смеялся.
- А чьи песни? Первый раз слышу.
Сказали.
- Да, здорово. А не страшно?
Мы сделали наивные круглые глаза:
- Чего тут такого? Шутки. Сценки. Легкая критика отдельных недостатков.
- Где ж это легкая? |
- Да вот хотя бы и в "Леночке". Девицу подарили сыну шаха, там и гонец
с ЦК КПСС в мотоциклетке марочной, и сынок потом покончил с папой, а Леночку
вашу уже как шахиню узнал весь белый свет - и это легкая критика?
- Легкая. Девушку пригласили на прием к сыну шаха, он же гость и попросил
ее позвать. Там он ей предложил поехать с ним, она согласилась. Новая жизнь,
дальние берега. А что у сына Ахмеда рука оказалась тяжелой, так вот это
и есть легкая критика. Причем не ЦК и даже не Ахмеда. Гость все-таки был,
а критика папы-шаха. Так его не очень-то и жалко. Он, небось, от народа
был страшно далек, хотя и не декабрист. Да и какие декабристы могут быть
в Африке? Там и декабря-то не бывает. Сплошное лето.
- Да, это вы правильно говорите. А в этой, как его, про Парамонову,
тоже легкая критика?
- Еще легче. Типичное персональное дело на мелкого человечка, мужа
профсоюзной начальницы.
- Небось секретаря профсоюзов?
- Там не сказано. Но, допустим. Она мужа своего к порядку призвала.
Ему за аморалку дали строгача с занесением.
- А концовка?
- А что концовка? Это ж вообще хеппи-энд. Что там говорит товарищ Грошева
- допустим, секретарь профсоюзный? "Схлопотал он строгача, ну и ладушки,
помиритесь вы теперь по-хорошему..." Они помирились, никакого тебе развода.
И концовка оптимистическая: "Она выпила "Дюрсо", а я "Перцовую" за советскую
семью образцовую".
- Ну-ну, - засмеялся сметливый мужик. - Ладно. Но вы все-таки осторожнее.
Ходят-то всякие.
Нет, что ни говорите, при слезоточивом "целовальщике", обильно обвешанном
орденами Леониде Ильиче, царили вполне травоядные времена.
Лирические песни Галича мы не пели. И сложные философские прозрения
- тоже. А вот репортаж с матча английской и советской сборных - за милую
душу.
Когда Александр Аркадьевич пел у нас ее вскоре после сочинения, мы
хохотали до слез. А как мастерски он пел! Это был спектакль в лицах.
Ну, теперь пойдет мурыжево,
федерация-хренация,
Как же ты не сделал рыжего?
Где ж твоя квалификация?!
Вас, засранцев, опекаешь и растишь,
А вы, суки, нам мараете престиж,
Ты ж советский, ты же чистый, как кристалл,
Начал делать, так уж делай, чтоб не встал!
Это тоже была легчайшая критика. И когда судья Бидо, герой французского
Сопротивления, после того как засчитал гол в ворота советской команды,
тут же в репортаже футбольного комментатора превращался в коллаборациониста,
активно сотрудничавшего в годы войны с Гестапо, мы попадали со стульев
от хохота при том первом исполнении Александра Аркадьевича.
Он улыбнулся:
- А ведь смешного-то ничего нет, ребята. Проиграла наша команда (она
действительно в тот год проиграла. - В.Л.). А это грустно. Я не фанатичный
болельщик, но все-таки обидно было.
Интересное дело. А мы тогда (да и позже) всегда (тайно, внутри себя,
да бывало и открыто, в своей компании) болели против наших. Нам казалось,
что это будет мстительный щелчок по "стартовой площадке социализма", которая
выводит и спутники в космос, и олимпийцев на пьедестал почета. А вот Галич
- болел за своих!
Точен был в поэзии Галич. И в своих оценках. Сказал же после ввода
войск в Чехословакию, что это, конечно, надолго, но не больше чем на 20
лет. Начнет, начнет сыпаться режим.
Но и в более частных случаях тоже был точен. Помню, пригласил он меня
в мастерскую модного в те годы (среди узкого круга) художника-концептуалиста
Ильи Кабакова. Находилась она в большом сталинском доме, на чердаке над
7 этажом. Огромный караван-сарай с отгородками для кухни, там же стояли
диваны, раскладухи. В общем, типичная богема. Кабаков уже и тогда (это
был примерно 1971 год) общался с иностранцами, вернее, продавал им свои
картины. Часто - за натуру. За фотоаппараты, магнитофоны (как раз в тот
день получил "Грюндиг" и гордо нам его демонстрировал). Народ собрался
"на Галича". Но были там и какие-то барды еще. И если один еще был ничего
(не помню сейчас фамилию, зато помню его песню "Дерева вы мои, дерева"
- она показалась мне интересной), то второй заныл нескончаемую песню про
какую-то тетю, не в лад и не в склад. Что за чушь? Да это на стихи модного
поэта Лимонова - вон он сидит, рядом со своим исполнителем. Если хотите
сшить хорошие брюки, можете у него заказать. Он недурно кроит.
- Что скажете, Александр Аркадьевич?
- Есть люди, которые считают любые свои выделения произведением искусства.
Повторил ли он мысль известного авангардиста Раушенберга о том, что
любой плевок художника есть акт искусства? Нет. Тот сказал на серьезе,
Галич - тонко съиронизировал, создав ситуационный парафраз.
Еще в начале знакомства спрашивал его о Высоцком. Оценил высоко. Даже
в незамысловатых (как бы) стихах сразу выделил строчку:
Ведь массовик наш Колька дал мне маску алкоголика.
- Это, - сказал Александр Аркадьевич, - очень хорошо. И это - тоже:
Хвост огромный в кабинет
из людей, пожалуй, ста,
Мишке там сказали - нет,
Ну а мне - пожалуйста.
- Пожалуй, ста, и пожалуйста - это просто здорово.
- Александр Аркадьевич, вам не кажется, строчка у Окуджавы "Александр
Сергеич прогуливается" как бы выпадает из ритма?
- Что вы, Валера. Это очень точно. Она формально выпадает. Но это сделано
явно специально. Подчеркивается протяженность этой прогулки. Не прошмыгнул,
не прошел, а - прогуливается. Процесс, так сказать. Нет, Булат такой ошибки
не совершит. Это тонкий стилист.
Но вот сейчас я приведу хотя бы одно, не такое уж популярное стихотворение
Галича, о котором можно сказать то же самое: очень хорошо, здорово! Это
философия, и это социология. И пророчество. И - тончайшая лирика. Сколько
мне пришлось дорастать до его лирики? И сколько еще придется? Сколько Бог
отпустит.
Русские плачи
На лесные урочища,
На степные берлоги
Шли Олеговы полчища
По дремучей дороге.
И на марш этот глядючи,
В окаянном бессильи
В голос плакали вятичи,
Что не стало России!
Ах, Россия, Рассея -
Ни конца, ни спасенья!
...И живые, и мертвые,
Все молчат, как немые.
Мы, Иваны Четвертые -
Место лобное в мыле!
Лишь босой да уродливый,
Рот беззубый разиня,
Плакал в церкви юродивый,
Что пропала Россия!
Ах, Рассея, Россия -
Все пророки босые!
Горькой горестью мечены
Наши тихие плачи -
От Петровской неметчины
До нагайки казачьей!
Птица вещая - троечка,
Тряска вечная, чертова!
Не смущаясь ни столечка,
Объявилась ты, троечка,
Чрезвычайкой в Лефортово!
Ах, Россия, Рассея -
Чем набат не веселье?!
Что ни год - лихолетие,
Что ни враль, то Мессия!
Плачет тысячелетие
По России - Россия!
Выкликает проклятия...
А попробуй, спроси -
Да, была ль она, братие,
Эта Русь на Руси?
Эта - с щедрыми нивами,
Эта - в пене сирени,
Где родятся счастливыми
И отходят в смиреньи.
Где, как лебеди, девицы,
Где под ласковым небом
Каждый с каждый поделится
Божьим словом и хлебом.
...Листья падают с деревца
В безмятежные воды,
И звенят, как метелица,
Над землей хороводы.
А за прялкой беседы
На крыльце полосатом,
Старики-домоседы,
Знай, дымят самосадом.
Осень в золото набрана,
Как икона в оклад...
Значит, все это наврано,
Лишь бы в рифму да в лад?!
Чтоб, как птицы на дереве,
Затихали в грозу.
Чтоб не знали, но верили
И роняли слезу.
Чтоб начальничкам кланялись
За дареную пядь,
Чтоб грешили и каялись,
И грешили опять?..
То ли сын, то ли пасынок,
То ли вор, то ли князь -
Разомлев от побасенок,
Тычешь каждого в грязь!
Переполнена скверною
От покрышки до дна...
Но ведь где-то, наверное,
Существует - Она?!
Та - с привольными нивами,
Та - в кипеньи сирени,
Где родятся счастливыми
И отходят в смиреньи...
Птица вещая, троечка,
Буйный свист под крылом!
Птица, искорка, точечка
В бездорожьи глухом.
Я молю тебя: - Выдюжи!
Будь и в тленьи живой,
Чтоб хоть в сердце, как в Китеже,
Слышать благовест твой!..
Эх, Александр Аркадьевич! И было бы-то вам сегодня (19 октября) всего-то
80 лет. Разве это так уж много?
Слышите ли вы в вечности благовест?
Попросите Его, умолите, чтобы Россия выдюжила.
Валерий ЛЕБЕДЕВ (Бостон)
|