Я познакомился с Тимуром при обстоятельствах более чем комичных. Он должен был играть в Театре песни "Третье ухо", где меня угораздило работать арт-директором. В  предконцертной неразберихе я тормознул худощавого юношу в очках, рвущегося в зал без билета: "Вы куда, молодой человек?" Юноша, при ближайшем рассмотрении оказавшийся уже и не юношей вовсе, робко улыбнулся и сказал: "А у меня здесь концерт". Пришлось пропустить. С тех пор прошло всего года полтора, но Тимур, тогда только переехавший из Карачаево-Черкессии в Москву, освоился подозрительно быстро. И сейчас уже может потягаться популярностью практически с кем угодно из старших коллег. Наш разговор состоялся накануне вручения Тимуру Шаову премии "Золотой Остап". К моменту выхода интервью в свет все уже будут знать, что именно он стал ее обладателем. (Некоторые реплики - С.К.- принадлежат гитаристу Сергею Костюхину, в паре с которым Тимур играет в последнее время.)

-|Давайте начнем с "Золотого Остапа".
- Организаторы по-звонили моему продюсеру и поздравили, они же заранее определяют лауреатов. Вот, говорят, порадуйтесь.

- До сих пор радуетесь?
- Радуюсь, конечно, но все время радоваться, по-моему, глупо. Неожиданно все получилось, даже мысли об этой премии никогда не возникало.

- Когда вы познакомились с г-ном Бендером и в каких отношениях находитесь сейчас?
- Как все просвещенные люди нашей страны. Лет в 12-13, наверное, так что давно знакомы. Дружим.

- В детстве с кем из книжных персонажей любили себя и идентифицировать?
- С Бендером, конечно. Именно. Это был кумир.

- Без шуток? Награда нашла своего героя?
- Без шуток. Не потому, что он был мошенник, а потому, что он был веселым человеком. Другие дети хотели стать космонавтами, а я хотел стать Остапом Бендером.

- С гитарой познакомились уже после "12 стульев"?
- Чуть-чуть. Лет с тринадцати пытался по ноткам что-то играть. Ходил на занятия, но быстро бросил это дело - увлекся созданием вокально-инструментального ансамбля.

- Как же вы в барды переквалифицировались?
- Наш ансамбль был для нас частью жизни. Мы были готовы ехать в любую деревню, любой аул, чтобы сыграть там на танцах. И старались утащить с собой побольше, потому что аппаратуры катастрофически не хватало и звук обычно был не очень хороший. Тащили все это на себе, пешком. Было огромное желание показать людям, что ты делаешь, но никогда не было стремления окунуться с головой именно в авторскую песню. Как-то специально я в нее не уходил, она очень постепенно влезала в мою жизнь. И теперь уже влезла настолько, что пришлось заняться ею профессионально.
Жанр многое диктует. Рассказывать большие баллады в рок-н-ролльном стиле невозможно, хотя пара вещей у меня есть чисто роковых. Но когда я слушаю авторскую песню - скучаю.
Я вообще не стараюсь придерживаться определенной стилистики. "О вреде пьянства" я написал в стиле кантри. У меня есть идея написать танго. Хочу цыганскую песню написать, даже начало есть: "Эй, ромалы, ёлы-палы". Кому нужны стандартные гармонии, стандартные ходы?

- Как же вы при таких кощунственных взглядах стали лауреатом Грушинского фестиваля?
- Случайно. Приехал туда сам по себе в 1995 году. С моим другом Мишаней, которому будет потом посвящена песня "Письма израильскому другу". Мы жили тогда в городе Архыз, взяли палатки и попёрлись
на этот Грушинский фестиваль. Хорошо что Борис Вахнюк до этого приезжал в Архыз и услышал мои песни, когда был в жюри местного фестиваля. Смотрю, он сидит на прослушивании, я - к нему. Прошёл на следующий тур, потом еще дальше и... стал лауреатом. Обо мне сразу забыли, как и о большинстве Грушинских фестивалей. Когда мы опоздали на поезд и у нас не было денег купить другие билеты, Мишка ходил по вагонам и кричал: "Подайте денег лауреату Грушинского фестиваля!"  Я еще предложил: "Может, медаль продадим?" - мне там медаль большую дали. Мы уехали только на следующий день, когда добрые люди дали нам денег, - пришлось ночевать под Самарой.

- Вы - единственный молодой бард, за последнее время прорвавшийся в когорту ведущих, сформировавшуюся достаточно давно. Как так вышло?
- Благодаря "Московским окнам". Конкретно благодаря Володе Розанову, откопавшему мою кассету среди многих других, и Евгению Вдовину, ставшему моим продюсером. Если бы не они, наверняка я до сих пор сидел бы у себя дома, изредка выезжая на какие-нибудь фестивали. Конечно, автор должен что-то из себя представлять, но все-таки надо жить в Москве и показываться, где только возможно. С периферии пробиться абсолютно невозможно. Есть Гриша Данской - замечательный автор, но он не москвич, из Перми. Я люблю Валеру Митрофаненко из Ставрополя, тоже совершенно замечательный автор. Много тех, кого мы не знаем, а потом удивляемся: "Ах, какой интересный человек". Очень много людей, только попробуй пробейся! Раньше были препоны цензурно-идеологического характера, теперь - препоны нашего рынка дурного.

- Как давно закончилась ваша карьера врача?
- В августе исполнится два года. Недавно увидел какое-то лекарство в аптеке и понял, что не знаю, от чего оно. Это было шоком.

- Почему так получилось, что рок и авторская песня долгое время были непересекающимися потоками, и только сейчас наметилось какое-то взаимопроникновение?
- Мне кажется, что в роке и авторской песне много общего. Те же Макаревич, Цой, Гребенщиков, Шевчук интересны, конечно, и своей энергетикой, но в первую очередь - своими текстами. Именно это роднит наш рок и авторскую песню.
 С. К.: Мне вообще кажется, что многие из них исполняют авторскую песню, пользуясь только формами рок-музыки, главное - текст.

- Тем не менее сложилась такая ситуация, что представители этих культур с некоторым пренебрежением относятся друг к другу.
- Ну да: "От барда слышу!" Есть некоторая консервативность как ортодоксальной бардовской, так и рок-н-ролльной тусовки. Хотя, скажем, группа "Грассмейстер" прижилась на бардовских слетах.
С. К.: Разделение скорее по секторам публики. Сами музыканты с гораздо большим удовольствием контактируют друг с другом, чем их публика.

- И в чем, на ваш взгляд, противоречие между эстетикой рока и эстетикой авторской песни?
- Я сужу со своей точки зрения, поскольку мне трудно влезть в шкуру другого человека. Сам не понимаю, что мешает. Мне, например, ничего не мешает. Могу слушать Никитина до двух часов ночи и в этот же день слушать группу "Дорз", с таким же удовольствием. Хотя я понимаю, что у того же Никитина, допустим, сложилась уже достаточно возрастная публика и им тяжело воспринятьчто-то новое, а вот что мешает молодым - я не понимаю. Чтобы понять, надо слушать. А ведь не слушают, потому что наблюдается дикий снобизм: "А-а, это же барды". Или: "А-а, это же рокеры". Инерция мышления - страшная. Ты сходи, послушай, А потом только суди.
 С.К.: Стравинский говорил, что публика вообще больше склонна к узнаванию, нежели к познанию. Чтобы понять что-то новое, надо вслушиваться, чесать репу, как-то менять себя. Поэтому так по "секторам" публика и делится.
Т.Ш.: Мне кажется, на моих концертах публика разнородна, там собираются люди, которые слушают и рок-музыку, и авторскую песню. Масса записок примерно следующего содержания: "Мы вообще-то бардовскую песню не любим, но вас мы слушаем с удовольствием". Меня это радует. Я считаю, что стереотипы надо ломать.

- Никогда не пробовали себя в качестве рекламиста? В Киеве мои знакомые делали фестиваль, используя слоганы из ваших песен:  "если вы не путаете Сартра с сортиром, Бодлера с борделем, а Рембо и Рэмбо для вас - разные люди, тогда мы ждем вас...", и т.д.
Т. Ш.: Да, я пробовал делать заказные вещи.
С. К.: Оформлял издания Сартра, Бодлера и Рембо...
Т. Ш.: Ко мне обратились потому, что людям хотелось не просто кондовой рекламы, а с каким-то приколом. Я целую песню написал, рекламировал пюре в стаканчике "Люкс-экспресс". Хорошая песня получилась, даже жалко было отдавать. Вроде бы реклама и не реклама одновременно. Как раз рок-н-ролл получился. Было, чего греха таить. И "хаммеровскому" джипу написал... Но, даже делая рекламу, я остаюсь самим собой. Не хочется банальностей, хочется, чтобы было смешно и в тоже время предельно доходчиво.

- Могли быть у Тимура Шаова какие-то альтернативные жизни? Непохожие на карьеру врача и барда?
- Наверное, нет. Профессия врача - это без вариантов. Когда работал доктором, с ужасом думал: "Блин, а если бы я был бухгалтером? Или сидел в каком-нибудь НИИ?"  Тоска же смертная. Так что, наверное, всё то же самое повторилось бы. Сейчас чувствую внутреннюю гармонию, хотя есть тоска по прежней профессии, и это гармонию немного нарушает. Но в целом всё хорошо.

Беседовал Анатолий ОБЫДЁНКИН.